Востоковедение, китайская деревня и тайваньская семья

Екатерина Завидовская: востоковедение, китайская деревня и тайваньская семья

Возможно ли отделить исследователя и предмет исследования? Насколько антрополог, погружающийся в изучаемую им культуру, может сохранять беспристрастность? Насколько эта культура может поменять его и даже стать не просто частью жизни, а самой жизнью? С этими вопросами автор Магазеты Елизавета Абушинова обратилась к востоковеду Екатерине Завидовской, чьи научные изыскания привели к семейной жизни на Тайване.

С выпускниками Востфака СПбГУ китаеведами Дмитрием Маяцким и Ростиславом Березкиным на банкете синологической конференции EACS-2016, Санкт-Петербург. Фото: из архива Екатерины Завидовской
С выпускниками Востфака СПбГУ китаеведами Дмитрием Маяцким и Ростиславом Березкиным на банкете синологической конференции EACS-2016, Санкт-Петербург. Фото: из архива Екатерины Завидовской

Екатерина Завидовская — филолог, специалист по современной китайской литературе и религиозным практикам. В 2001 году Екатерина окончила Московский государственный лингвистический университет по специальности китайская филология, в 2005 году защитила диссертацию, посвященную постмодернизму в современной прозе Китая. После работала научным работником в Институте Дальнего Востока, принимала участие в подготовке энциклопедии «Духовная культура Китая». В 2009 году получила грант для исследования народной религии в начале 20 века на Тайване, где познакомилась с будущим мужем, преподавала на Восточном факультете СПбГУ. В настоящее время живет в Тайбэе, воспитывает двух детей, ведет страницу в VK, посвященную творчеству китайского писателя Лю Чжэньюня.

Поезд Москва-Пекин и любовь к СПбГУ

В лицее я углубленно учила английский язык, а пойти учить китайский мне дальновидно предложили родители, поэтому я уехала из Брянска, где родилась, и поступила в МГЛУ им. Мориса Тореза – чтобы изучать китайский.

Учась на четвертом курсе, в поезде Москва-Пекин я познакомилась с двумя девушками с Востфака СПбГУ, ехавшими как и я на стажировку в Шанхай. Пусть у них за плечами было всего два года обучения, но я видела, как хорошо у них поставлен язык, и с тех пор Восточный факультет СПбГУ стал для меня идеалом и мерилом китаеведной подготовки, а с Леной и Диной мы дружим и по сей день.

“У меня была задача попасть в китайскую деревню и на месте обнаружить храмовые объединения, это когда несколько деревень вместе строят, поддерживают, ведут поклонение в одном храме”

Благодаря этой дружбе я узнала об СПбГУ как о сильном центре подготовки китаеведов, позднее стала ездить туда на конференцию «Проблемы литератур Дальнего Востока» и была очарована специалистами оттуда и вообще атмосферой старой школы.

Поиск постмодернизма в китайской литературе

Мои исследования начались с того, что во время стажировки в Фуданьском университете в 1999 году мне в руки попала книга Чэнь Сыхэ «Курс по истории новейшей китайской литературы», там речь шла в том числе об экспериментальной прозе конца 1980-х и начала 1990-х годов – ранние Юй Хуа, Мо Янь, Гэ Фэй, Сунь Ганьлу, Лю Чжэньюнь, она меня очень заинтересовала.

Еще помню, как в каком-то магазине-подвале интеллектуальной книги на Пятницкой наткнулась на словарь постмодернистских терминов Ильина. И у меня в голове внезапно сошлись китайские писатели и этот самый литературный постмодерн. Я решила взять целый круг китайских авторов, творчество которых могло бы подтвердить, что да, постмодернизм в Китае есть. То есть теория шла впереди практики, рискуя быть притянутой. Сначала думала даже провести сравнение с образцами русской постмодернистской прозы, но отказалась от этой мысли, так как у нас к тому моменту уже прошла основная волна деконструкции советского дискурса, а в Китае это звучало гораздо более робко (хотя тенденция тоже была – ранний стеб над маоистским идеологизированным языком видим у Ван Шо).

Екатерина с китайским писателем Лю Чжэньюнем. Фото: из архива Екатерины Завидовской
Екатерина с китайским писателем Лю Чжэньюнем. Фото: из архива Екатерины Завидовской

Я встречалась c литературоведами из Пекинского университета и Академии общественных наук КНР, беседовала с ними о формах китайского постмодернизма, их мнение подтвердило мои мысли. Но был и иной взгляд (Zhang Xudong, Dirlik Arif. Posmodernism and China. Duke Univ.Press, 1997), а именно, что подмеченные мной произведения можно рассматривать больше как явления в культуре Китая, которые можно причислить к постмодерну, а не литературный постмодерн как таковой.

“С Тайванем судьба меня связала еще в 1998 году – это была моя первая студенческая стажировка. Помню, что все мне там невероятно нравилось, было много трогательной заботы и помощи от тайваньских друзей, они же брали меня в разные поездки по острову, словом, это была идиллия, да и стипендия была неплоха”

После защиты диссертации в Институте востоковедения РАН в 2005 году меня зачислили на работу научным сотрудником в ИДВ РАН, тогда готовились тома энциклопедии «Духовная культура Китая», и нужны были рабочие руки. Я участвовала в написании статей для томов «Литература» и «Искусство», из современной литературы занималась немного Ван Шо, Ван Цзэнци, но вскоре перестала плотно заниматься этой темой, увлекшись другим. По результатам этих исследований у меня вышло две небольшие книжечки.

Театр в китайской деревне и народная религия Тайваня

Первая «красненькая» брошюрка (Изд-во СПбГУ, 2009) суммировала мою полевую работу в материковом Китае 2007-2008 годов. От увлечения традиционным театром в современной деревне я дрейфовала к теме собственно народной религии в Китае наших дней, с этой темой и поехала в Пекин. Но увидеть предмет исследования возможно было только в сельской местности, в городах все «зачищено» под туризм. У меня была задача попасть в китайскую деревню и на месте обнаружить храмовые объединения, это когда несколько деревень вместе строят, поддерживают, ведут поклонение в одном храме.

С китаеведом Ростиславом Березкиным и самодеятельным актером ритуальной драмы в уезде Шоуян, пров. Шаньси, 2008. Фото: из архива Екатерины Завидовской
С китаеведом Ростиславом Березкиным и самодеятельным актером ритуальной драмы в уезде Шоуян, пров. Шаньси, 2008. Фото: из архива Екатерины Завидовской

Надо сказать, что осуществить первую поездку было психологически очень непросто, я боялась, что могу ничего не найти, что меня могут не принять местные жители и вообще китайская деревня –это другой мир, куда надо отправляться с местным проводником. Мне несказанно повезло, что китайский специалист по театру Лю Вэньфэн попросил руководителя одной местной театральной труппы в провинции Шаньси по фамилии Чжан ездить со мной, тот оказался добрейшим человеком. Бесконечно благодарна им обоим, в итоге в той брошюрке можно найти информацию о типах храмовых объединений, праздниках, финансировании и собственно о том, в чем суть веры китайцев в своих богов в наше время.

Полевая работа с информантами в деревне Цунлоюй, уезд Линьсянь, пров.Шаньси, 2008. Фото: из архива Екатерины Завидовской
Полевая работа с информантами в деревне Цунлоюй, уезд Линьсянь, пров. Шаньси, 2008. Фото: из архива Екатерины Завидовской

Оказавшись по гранту на Тайване в 2009 году, я была поражена богатством и разнообразием храмовых мероприятий на острове по сравнению с материком. На волне вдохновения написала вторую книжечку «Народная религия современного Тайваня: храмовые объединения и праздники» (СПб: Изд-во «Наука», 2012) теперь уже о том, как организованы верующие при тайваньских храмах. Эта тема достаточно подробно описана в научной литературе Тайваня и Запада. Наличие уникального опыта из северного Китая позволило мне сделать вывод о ряде сходств и принципиальных различий религиозных традиций севера и юга. Еще я тогда мечтала заняться темой «теневой храмовой экономики» на Тайване, но антропологи из Академии Синика сказали, что даже им как посторонним трудно приблизиться к теме баснословных пожертвований в храмы.

От стажировки до гранта Центра синологических исследований

С Тайванем судьба меня связала еще в 1998 году – это была моя первая студенческая стажировка. Помню, что все мне там невероятно нравилось, было много трогательной заботы и помощи от тайваньских друзей, они же брали меня в разные поездки по острову, словом, это была идиллия, да и стипендия была неплоха. Еще после окончания вуза я некоторое время работала в московской компании, которая продавала в Россию тайваньское оборудование, много ездила туда в командировки.

С коллегами по гранту Центра синологических исследований, Тайвань, 2009. Фото: из архива Екатерины Завидовской
С коллегами по гранту Центра синологических исследований, Тайвань, 2009. Фото: из архива Екатерины Завидовской

Наконец, в 2009 году была почти год на Тайване по гранту Центра синологических исследований (Центральная библиотека) с тематикой – народная религия Тайваня в материалах японских исследователей начала ХХ века, но по факту занялась текущим состоянием народной религии, настолько много всего происходило вокруг. Там были созданы идеальные условия для научной работы – грант освобождает от мучительных мыслей о хлебе насущном, богатейшие библиотеки содержат все нужные тайваньские, китайские, японские и западные книги (в Центральной библиотеке Пекина такого и близко не было), тебя приглашают выступать с докладами и презентациями, излучая заботу и уважение. Все это дает огромный стимул работать. Под конец я познакомилась со своим будущим мужем.

Тайваньская семья: фатализм, русский язык и работа прежде всего

Став женой тайваньца, я перестала быть наблюдающим со стороны этнографом. Как член патриархальной тайваньской семьи, я и сама будто превратилась в объект исследования какой-нибудь аспирантки, которой нужно брать интервью у иностранок, ставших женами граждан Тайваня и КНР, и писать диссертацию о кросс-культурных связях.

“Это типичное для тайваньцев старшего поколения проявление фатализма, когда все решения принимают с оглядкой на богов, а также тщательно изучают «восемь иероглифов» (бацзы) – дату и час рождения, которые, по традиционным представлениям, полностью предопределяют судьбу человека”

Мой свекр был традиционным верующим, после нашей свадьбы он заказывал даосу проведение ритуала, чтобы божества укрепили наш союз. Также члены семьи регулярно совершают поклонения у домашнего алтаря (1-й и 15-й дни по лунному календарю), на все календарные праздники едем в «лаоцзя» мужа, где опять же совершаем поклонения «байбай» у алтаря с табличкой предков.

Более того, мой свекр постоянно консультировался по всем вопросам с богом Гуань-юем через процедуру гадания на брусках, в частности, бог Гуань выписывал ему новые лекарства китайской медицины для борьбы с серьезным недугом, к сожалению, болезнь недавно унесла его жизнь.

Я считаю, что это типичное для тайваньцев старшего поколения проявление фатализма, когда все решения принимают с оглядкой на богов, а также тщательно изучают «восемь иероглифов» (бацзы) – дату и час рождения, которые, по традиционным представлениям, полностью предопределяют судьбу человека. Мой муж окончил Тайваньский государственный университет, но это не мешает ему также посещать храм Гуань-юя, возжигать курения и делать подношения в кассу храма в надежде получить от него подмогу в финансовых делах.

И да, в моем случае существует внутренняя установка на сопротивление и противопоставление себя тайваньской культуре, если можно так описать бытовые представления о жизни окружающих меня людей. Я абсолютно не стремлюсь слиться со средой, скучаю по родному дому и каждое лето езжу с детьми в родной город Брянск, и считаю крайне важным прививать детям свой язык и культуру, чтобы они идентифицировали себя с Россией, невзирая на то, что большую часть года живут на Тайване. С ними я говорю по-русски, много читаю, старшая дочь также всегда со мной говорит на русском. Думаю, сложности начнутся, когда дочь пойдет в местную школу, например, сможет ли она дома вместе со мной осваивать чтение и письмо на русском?

“Если вы ставите себе задачей вести исследования, которые будут учитывать и принимать во внимание во всем мире, то писать надо на английском, и ехать учиться на PhD на Запад, в Гонконг, Сингапур или на Тайвань, тогда вы становитесь своим человеком в этой системе”

По этой причине я не могу согласиться с принятой на Тайване схемой, когда мать через несколько месяцев после родов поручает присмотр за детьми свекрови, а сама работает в том режиме, какой принят на Тайване – частые переработки в рабочие дни и на выходных. В силу отсутствия привычной нам социальной защиты материнства, женщины вынуждены выбирать между работой и семьей. Проблема зачастую в том, что зарабатывая на разные блага детям, у родителей нет времени на общение с ребенком, которое я считаю очень важным, но у тайваньцев несколько иные представления о воспитании, я объясняю это тем, что в современном российской обществе родители живут ради детей, на Тайване же дети живут ради родителей, это и есть принцип сыновней почтительности «сяо».

Перспективы востоковедения за рубежом и в России

Когда я еще активно варилась в научной среде, мне довелось общаться с китаеведами из многих стран, в рамках тайваньского гранта плотно общалась с американцами и японцами, американцы – выпускники ведущих университетов, защитившись, быстро получили полные ставки full position, но нынешняя тенденция найма почасовиков и совместителей adjunct, а желанный пожизненный наем tenure track исчез даже в топовых университетах. Некоторые ведут общие курсы по Восточной Азии или китайский язык, но далеко не все могут позволить себе серьезную науку. В Японии еще суровей, там и после получения ученой степени в Токийском университете нет никаких гарантий получить постоянную позицию в университете, дело в том, что, в отличие от Китая, там не отправляют профессоров в определенном возрасте на пенсию, а японцы – нация долгожителей.

Мое видение такое – исследовательской работой лучше всего заниматься пока вы молоды и ничем не связаны. Если вы ставите себе задачей вести исследования, которые будут учитывать и принимать во внимание во всем мире, то писать надо на английском, и ехать учиться на PhD на Запад, в Гонконг, Сингапур или на Тайвань, тогда вы становитесь своим человеком в этой системе. Но это огромный труд, а перспективы призрачные.

Если же вы хотите спокойно отучиться и потом идти преподавать или писать диссертацию, то в российской системе это сделать проще. На конференции по всему миру также спокойно ездят и из России. У нас развита практика ставить на преподавание и давать вести курсы лекций аспирантам, что пусть и замедляет процесс написания работы, но человек уже имеет full position, что немыслимо в Китае, Тайване и на Западе тоже. Там преподавать разрешат только после получения степени PhD. Да, оплата академического труда в России несравнима с тайваньской (а он низко оплачиваем в сравнении с Гонконгом и Сингапуром – но помните про цены!), попасть в ведущие вузы Азии на полную ставку китаисту с российской степенью крайне непросто, я от этой мечты отказалась. Одно время в качестве почасовика вела курс по истории и культуре России для студентов университета Цинхуа.

С корреспондентом Тайваньского международного радио после открытия выставки народной картины «няньхуа» из собрания ГМИР в Академии Синика, Тайвань, 2016. Фото: из архива Екатерины Завидовской
С корреспондентом Тайваньского международного радио после открытия выставки народной картины «няньхуа» из собрания ГМИР в Академии Синика, Тайвань, 2016. Фото: из архива Екатерины Завидовской

После тщетных попыток попасть хотя бы на собеседование для полной ставки, я выпала из академической жизни, живя на Тайване, стараюсь включаться в российско-тайваньские исследовательские проекты с российской стороны. Так, недавно завершился такой трехлетний проект исследования коллекции народной картины «няньхуа» академика В. М. Алексеева, хранящейся в Музее истории религии в Санкт-Петербурге, сейчас с группой коллег ждем результатов заявки на грант РФФИ для исследования китайской народной картины из других запасников Петербурга.

Также занимаюсь художественным переводом для России, сделала выбор в пользу удаленной работы из дома, чтобы уделять внимание детям. Остро ощутив, что как китаист я вряд ли встроюсь в академическую систему Тайваня, два года назад пошла на учебу по специальности IT. Также я посоветовала бы всем начинающим китаистам осваивать азы программирования и работы с базами данных, сейчас одна из ведущих тенденций это digital humanities, и необходимо это учитывать, чтобы встроиться в синологию будущего.

Для заглавной иллюстрации использовано фото на фоне «божеств» народного храма с информантами в провинции Шэньси (2009).

Автор: Елизавета Абушинова

Вам понравилась наша статья? Поделитесь ею в соцсетях (достаточно кликнуть на иконку внизу страницы).

Если вы хотите быть в курсе наших публикаций, подписывайтесь на страницу Магазеты в facebook, vk, instagram, telegram и наш аккаунт в WeChat — magazeta_com.

Фото аватара

Автор: Редакция

Магазета — интернет-издание о Китае и китайском языке

1 Комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *