В погожий воскресный день выбраться от Линъиньсы обратно в город трудно. Хотя монастырский комплекс расположен недалеко от центра Ханчжоу, но сочетание потока туристов-паломников с узкими дорогами западного берега Сиху превращает 10-минутную поездку в 1,5-часовое приключение. Нам повезло. Таксистка согласилась добросить нас до Восточного вокзала: хотя ей надо сдавать машину напарнику, но белокурый малыш на руках и убедительность китайской подруги оказались вескими доводами.
Ей 50; у семьи несколько чайных кустов в Мэйцзяу (одна из чайных «деревень» на территории города, где выращивают знаменитый чай Сиху Лунцзин), дочка закончила Академию искусств КНР, сама организовывала совместное производство во Вьетнаме. Зачем ей работать таксисткой? Чайный бизнес — это максимум три месяца в году, остальное время надо чем-то заниматься, а такси — это еще и возможность знакомиться с потенциальными покупателями: в бардачке пачка «чайных» визиток.
Госпожа А (阿) хоть и обладает редкой фамилией, но сочетание предприимчивости и стремления к прекрасному — скорее типичное для жителей Ханчжоу. Город, который со времени Южной Сун (1127-1279) почитался как культурный центр поднебесного значения, уже не первый век живет за счет шелка, чая, искусства и буддизма.
Поток туристов и буддийских пилигримов сюда не прекращался даже во время японской оккупации, а Мао Цзэдун боялся, как бы красоты знаменитого озера (в сочетании с вином и борделями) не совратили солдат-освободителей из числа бывших шаньдунских крестьян. Последним после бескровного взятия города строго-настрого запрещалось справлять нужду кроме как в уборных, чтобы не скомпрометировать новую «крестьянскую» власть в глазах изысканных южан.
Сейчас уже трудно разобраться, то ли город оброс легендами из-за своей туристической популярности, то ли активное мифотворчество было частью средневекового маркетинга. И не последнюю роль в этом образе «рая на земле» сыграл буддийский монастырь Линъиньсы.
Индийский монах, Великий канал и солевой контрабандист
В первой половине 4-го века, когда Северный Китай был захвачен варварами, прежде объединившая страну на целых полвека династия Цзинь оставила Лоян и Сиань и перебралась южнее, основав столицу на территории современного Нанкина.
Массовая миграция и переезд императорского двора, конечно, не вызвал восторгов у местной знати, но именно эта первый приход северян способствовал культурному и политическому становлению региона. Вместе с хаосом на Цзяннань — регион нижнего течения реки Янцзы — пришел и буддизм. В конце 3-го века на китайский язык были переведены важнейшие священные тексты — «Сутра лотоса» и «Сутра о десяти ступенях», что стало еще одним фактором распространения учения.
Будущий Ханчжоу (в те времена Цяньтан) был городом окружного значения на берегу одноименной реки. Возможно, он и остался бы небольшим городком, а Сиху — прудом, если бы не стечение обстоятельств. Между 326 и 334 годом сюда приехал индийский монах по имени Хуэйли (慧理). Прогуливаясь в горах к западу от озера он в одном из утесов признал Гиджхакуту — пик Стервятников (灵鹫峰), где часто медитировал и проповедовал сам Будда Шакьямуни. Удивленный тем, что знакомый пик оказался в тысячи километров от Магадхи, что на северо-востоке современной Индии, монах назвал его «прилетевшим» (飞来峰) и посчитал это знаком для основания монастыря.
В конце 6-го века император уже династии Суй, объединившей Китай после несколько веков раздробленности, вернул столицу на север — в Лоян. При нем началось строительство Великого канала, соединившего Лоян с Ханчжоу, что значительно изменило и геополитическую значимость региона. Также первый император династии Суй был буддистом, поэтому активно поддерживал буддийские монастыри, в том числе и Линъиньсы. Уже в то время Ханчжоу становится популярным местом паломничества, а слухи о его природной красоте распространяются в другие части страны.
Вторым фактором, способствующим развитию города, был прагматичный пацифизм — местные жители чаще предпочитали откупиться от захватчиков, чем держать оборону до последнего вздоха. В 907 году, когда династия Тан приказала долго жить, местный солевой контрабандист Цянь Лю (钱镠) объявил себя правителем царства Уюэ (吴越国) и смог организовать защиту территории, включающей юг современной Цзянсу и север Фуцзянь, и гарантировать безопасность для местного населения (за что до сих пор почитается).
В период царства Уюэ столичный статус Ханчжоу положительно сказался и на развитии монастыря. Самые ранние буддийские скульптуры в пещерах в горах Улиньшань сделаны именно в этот период — в их числе изображение Будды Амитабхи с двумя бодхисаттвами — Махастхамапраптой и Авалокитешварой, так называемые 西方三圣, которые особенно почитаются в буддийской школе Чистой земли.
Столица империи
Вряд ли бы жители Ханчжоу 12-го века были рады тому, что император Гаоцзун выбрал их торговый город в качестве временной столицы, как этому рады их потомки, монетизировавшие статус южносунской столицы в 21-м веке.
Когда в 1127 году чжурчжэни захватили Кайфэн, столицу империи Сун, единокровный брат правящего императора был за пределами столицы, что позволило ему избежать варварского плена и провозгласить себя новым императором во временной столице на территории современного Нанкина.
Но ни новая столица, ни статус не решали проблему чжурчжэней — в результате столица вместе с императорским двором кочевала из города в город, пока в 1129 году не оказалась в Ханчжоу. Еще 9 лет император «сидел на чемоданах», пока в 1138 году не провозгласил город столицей. Несмотря на успехи сунской армии в боях с чжурчжэнями, император осознал, что за окончательной победой последует освобождение пленного брата, чьи права на сунский трон никто не отменял, поэтому оставаться императором в Ханчжоу показалось ему более привлекательным, чем возвращаться в Кайфэн и восстанавливать статуса брата «сына неба».
Статус столицы положительно сказался и на Линъиньсы. Сунские императоры и ранее благоволили к южно-китайским «драконовым воротам», а после того как императорская резиденция оказался буквально за холмом от монастыря, финансовая поддержка заметно выросла. Самым ярким южносунским наследием в монастыре Линъиньсы является барельефная группа Будая (布袋和尚).
Монаха Будая (букв. холщовый мешок) часто называют «смеющимся Буддой», так как его изображают с широкой улыбкой. Не сразу осознаешь, какого масштаба перемену свидетельствует изображение полулегендарного монаха в истории и Линъиньсы, и китайского буддизма. Будай входит в пантеон школы чань-буддизма, которая придавала первостепенное значение практике, а не схоластическому знанию.
Во время трех волн антибуддийских гонений танских императоров пострадали школы, основой практики которых являлось изучение текстов — физическое уничтожение сутр оставляло меньше шансов для продолжения традиции. Чань-буддизм, благодаря его близости к исконно китайскому мировоззрению, продолжал распространяться вдали от столичных городов (и императорских «зачисток»). А во время династии Сун он уже стал основной школой буддизма в Китае, поддерживаемой сверху.
Ханчжоу — центр международной торговли и монах, который расхищал гробницы
Новая страница в истории Ханчжоу и Линъиньсы началась с монгольским завоеванием. Столицу из Ханчжоу монголы перенесли на север, ближе к родным степям — в Пекин. Но утратив столичный статус, Ханчжоу превратился в центр международной торговли. Как это получилось?
В средневековых арабских и европейских источниках Ханчжоу обычно называют Quinsai или Khinsai — имя, имеющее мало схожего и с китайскими названиями города (Ханчжоу, Линьань, Цяньтан). Происходит оно от слова синцзай (行在, xíngzài), что означает «путевая резиденция императора». Хотя Ханчжоу на 150 лет оказался столицей, в том числе и для сунских императоров он сохранял статус временной, поэтому чаще именовался именно синцзай.
Но в интернациональный мегаполис Ханчжоу превратился при монгольском правлении. В 1276 году войска завоевателей подошли к стенам столицы Сун — вдовствующая императрица и пятилетний император сдали город без боя. Хотя империя просуществовала еще три года, но после падения столицы и одного из крупнейших экономических центров шансы на восстановления Сун были ничтожны.
Монгольское правление привнесло несколько принципиальных изменений в жизнь города и монастыря. Чтобы минимизировать попытки реванша тайных лоялистов, монгольская администрация активно привлекала для управления города не-ханьцев, а также способствовала росту иностранного поселения — прежде всего из числа персидских и арабских купцов (Ближний Восток уже был на тот момент под контролем монголов).
Управлять буддийскими делами в Ханчжоу был отправлен монах Ян Ляньчжэньцзя (杨琏真珈), тибетец, выросший среди киданей и уйгуров. Тайные сторонники поверженной династии всегда являются головной болью у захватчиков, но у Ян Ляньчжэньцзя, видимо, были какие-то личные причины не любить императоров Сун. В китайских источниках он прежде всего известен как расхититель императорских гробниц (из черепа 14-го сунского императора по его приказу был изготовлена чаша для вина в подарок Хубилаю).
В Линъиньсы сохранилось огромное наследие монгольского правления — многие из барельефов были выполнены по заказу Ян Ляньчжэньцзя, в том числе и его скульптурный портрет. Так, на скалах южно-китайского города появились изображения конных экспедиций и гневных божеств, более свойственных тибетскому буддизму, а не китайским школам.
При династии Мин унижение сунских скреп и склепов не было забыто — и некоторые отчаянные патриоты предпринимали попытки обезображивания скульптуры Ян Ляньчжэньцзя, но по какому-то стечению обстоятельств, глаз и голов лишались различные бодхисаттвы, ничем не провинившихся в лице ханьской династии, а тибетский монах сохранился и до наших дней.
Китайские коммунисты и российские миллиардеры
Линъиньсы сохранял свое значение на протяжение последующих веков. Ханчжоу удавалось избегать крупных осад и последующих грабежей до Тайпинского восстания в середине 19-го века, основной же причиной разрушения монастыря были пожары. Линъиньсы горел регулярно, но также регулярно восстанавливался, оставаясь одним из главных центров буддийского паломничества южнее Янцзы.
После мирного взятия Ханчжоу коммунистами, Линъиньсы оказался в сложной ситуации. Новые коммунистические власти не были готовы к полному запрету буддизма в Китае, а тем более к разрушению такого значимого монастыря в китайской истории как Линъиньсы. В 1953 году Мао Цзэдун, следуя традиции китайских императоров, приезжал в монастырь и забирался на пик Бэйгаофэн, откуда открывается вид на Линъиньсы. Он не остановил традиционных каллиграфических надписей на самом пике, но написал стихотворение «Три восхождения на пик Бэйгаофэн».
Еще одна причина сохранения монастыря — его значимость в бюджете города. Построенная в начале 20-го века железная дорога между Шанхаем и Ханчжоу обслуживала паломников и, особенно, паломниц из Цзянсу и Чжэцзяна, для которых поездка в Линъиньсы была главным событием года и возможностью вырваться из-под контроля мужа и его семьи. Они посещали монастыри, где оставляли все личные накопления, покупая благовония и делая пожертвования.
Хотя после основания КНР, многие монахи были вынуждены вернуться к мирской жизни — пожертвований не хватало для содержания огромного хозяйства, и число монахов в Линъиньсы сократилось, но в 1953 году при поддержке коммунистических властей монастырь был восстановлен. Не последнюю роль сыграла и особая любовь к Линъиньсы Чжоу Эньлая. Во время культурной революции (1966-1976) хунвэйбины предпринимали попытки сжечь монастырь, но встретили агрессивное сопротивление местных жителей. Бытует легенда о том, что Линъиньсы спас именно Чжоу Эньлай, но никаких упоминаний об этом в более-менее надежных источниках мне не попадалось.
В 1985 году начался масштабный проект по реставрации Линъиньсы, который фактически продолжается до сих пор — монастырь перестал быть прежде всего религиозной достопримечательностью и превратился в туристическую Мекку. Сейчас это один из богатейших монастырей в Китае.
В 2010 году на территории деревушки, прилегающей к монастырской территории, был открыт отель Amanfayun, который входит в сеть эксклюзивных отелей, принадлежащую российскому миллиардеру Владиславу Доронину. В отеле нет стойки регистрации, а отдельные виллы вписываются в местный пейзаж — попасть на территорию отеля можно и через Линъиньсы, но догадаться о том, что уже ступил за пределы монастыря непросто.
Линъиньсы, как и Ханчжоу, адаптируется к переменам изящно, умудряясь выживать даже при самых неблагоприятных режимах. Возможно, именно благодаря тому образу и города, и монастыря, который существует в китайском сознании — образу недостижимо прекрасного совершенства, сочетающего высокую культуру и умения вести дела за чашкой чая с видом на Сиху.
Для заглавной иллюстрации использовано фото Lonely Planet.
Вам понравилась наша статья? Поделитесь ею в соцсетях (достаточно кликнуть на иконку внизу страницы).
Если вы хотите быть в курсе наших публикаций, подписывайтесь на страницу Магазеты в facebook, vk, instagram, telegram и наш аккаунт в WeChat — magazeta_com.