Лето — это маленькая жизнь. И неделя, а то и две отдыха в летние месяцы являются долгожданными для многих из нас. Императоры — тоже люди, правда, с большими возможностями: вместо дач они предпочитают строить целые летние резиденции, где дают волю своей фантазии и воплощают в жизнь самые нетривиальные решения. Примеры подобных «дач с размахом» можно найти во многих странах: в России — это Петергоф, а в Китае — Ихэюань. Эти два летних дворца стали предметом проекта петербургской художницы Алены Васильевой, в рамках которого в сентябре 2017 года в Шанхае прошла третья выставка. Как Алена оказалась в Китае, чем ее увлек Ихэюань и что общего между Петергофом и Летним дворцом в Пекине?
В течение 17-ти лет Алена Васильева преподавала живопись в РГПУ им. А. И. Герцена в Санкт-Петербурге. В 2015 году она оставила работу в университете, чтобы полностью сфокусироваться на своем творчестве. Сейчас она ездит по всему миру, вслед за своими выставками и в поисках вдохновения. В последнее время они все чаще приводят ее в Китай.
В Китае я оказалась, потому что в 2000-х годах к нам (РГПУ — Прим. Ред.) приехало учиться много китайских студентов. Обучая их, понемногу прониклась интересом к китайской культуре, стала много читать об истории и искусстве Китая. Как-то мне предложили сделать выставку в Циндао. Я очень волновалась, но согласилась. Потом предложений стало больше. За галерейными выставками последовали приглашения и на крупные международные биеннале.
Когда я работала в институте и много сил отнимали документы и отчеты (Алена занимала должность заместителя декана факультета изобразительных искусств — Прим. Ред.), у меня была мечта: писать и путешествовать. Чтобы приезжать в новые города и страны и писать этюды. Ведь в каждом месте свой колорит – даже небо, вода и зелень другого цвета. Это очень интересно. На пленэре я чувствую определенный драйв.
Выставка «Петергоф — Ихэюань» стала воплощением этой мечты: все работы экспозиции написаны непосредственно на пленэре. Для этого Алене пришлось провести несколько месяцев в Петергофе и неоднократно приезжать в Пекин, чтобы писать Ихэюань. Работа над коллекцией заняла более двух лет.
Началось все с Ихэюаня. Я несколько раз приезжала в Пекин расписывать фарфор, Мастерская располагалась в пригороде. Роспись фарфора — это кропотливая работа. Сидишь целый день в помещении и пишешь, пишешь. День за днем. Очень увлекательно, но монотонно. Поднимаю голову – а в окне вдали у самого горизонта над деревьями сияют золотые крыши сказочного терема. Решила: вот допишу серию и непременно туда отправлюсь. Разузнала, что это Summer Palace. Ихэюань! Я же про него так много читала, когда помогала редактировать статьи и диссертации своим китайским студентам.
В тот раз я туда не попала. Второй раз приезжаю: стопочка фарфоровых тарелок и две крыши вдалеке. «Все, в этот раз я обязательно туда попаду». Ничего подобного. Не попала. На третий раз я расписывала фарфор уже в другом месте, пришлось переводчика просить отвезти в Летний дворец. Он не сразу понял, что речь идет об Ихэюане. Спрашивает: «Где он?» А я и не знаю. Рассуждаю: «Все императорские резиденции у нас — Царское село, Павловск, Петергоф — на юге от Петербурга». Убежденно отвечаю: «На юге Пекина». Через два дня приходит: «Нет на юге Пекина Летнего дворца». Пока у меня вытягивается лицо, он продолжает: «На севере есть». И тогда я сообразила: в России «царские дачи» строили хоть несколько километров да южнее, чтобы было теплее и солнечнее, а здесь в Китае, наоборот, на севере, к горам поближе, где прохладнее.
Так я, наконец, попала в Летний дворец. Словно в зеленом раю очутилась: огромное озеро, изогнутые дугой мостики, гора с петляющими тропками, павильоны один другого затейливее. С тех пор в каждую поездку в Китай я стремилась попасть в Летний дворец и написать хоть парочку этюдов. Если не побывала в Ихэюане – словно и не была в Китае. Со временем стала думать, как бы мне показать Ихэюань в России. Делать полностью китайскую выставку не хотелось, и я стала искать какой-нибудь интересный ход. Летний дворец – резиденция китайского императора. И у нас есть летние императорские резиденции. Я больше всего люблю Павловск. Но Павловск – пейзажный парк и во многом схож с Ихэюанем. К тому же, Павловск возводился как великокняжеская усадьба, а не императорская. А по своему размаху и мощи – отвечает Ихэюаню, конечно, Петергоф. И они такие разные! Вот тут-то мне будет интересно.
Придумала я все это и представила свой проект в Петергоф. Они, конечно, удивились такой затее. Они не делают выставки современных художников. А если современных, но недавно умерших хотя бы. Но рискнули. И тогда я приехала в Петергоф, поселилась там на некоторое время. Выписали мне специальное разрешение на работу в парке: ведь это музей под открытым небом и просто так рисовать там не разрешено.
В Ихэюань пришлось приехать еще несколько раз на более длительный срок, чтобы написать сюжеты в пару к петергофскими мотивам. Открыточные пейзажи тоже не хотелось писать, но нужны были объекты, в то же время, довольно узнаваемые.
С первого взгляда кажется, что дворцы совершенно не похожи. В Петергофе прямолинейные аллеи, стриженные деревья, скульптуры, звенящие фонтаны. В Ихэюане все извивистое, словно не рукотворное, а природой созданное. В этом эффект, в этом прелесть.
Похожи для меня они духом. Императоры Петр I и Цяньлун строили для себя (я, конечно, упрощаю) такие летние «дачи» для отдыха с возможностью отойти от городской жизни, побыть наедине с природой. Оба дворца находятся «у большой воды»: Петергоф — на Балтийском море, Ихэюань — на озере Куньминху.
Второй момент — они были императорскими резиденциями, такими роскошными, чтобы приглашаемые иностранные гости, послы и дипломаты были потрясены и восхищены, потому что такого нигде больше нет. Таков Ихэюань, таков и наш Петергоф: приемы, празднества можно устраивать, фейерверки. И можно приплыть по морю или озеру на корабле или приехать из города. Такая возможность показать, на что способны архитекторы, художники.
Оба парка — это своего рода «объемная географическая карта», попытка собрать в одном месте все, что тебе понравилось. Вот тут Цяньлуну захотелось разместить мост — как мост Лугоуцяо, тут сад — как сады литераторов на юге Китая, вот тут дамбу, как на озере Сиху, а здесь — торговую улицу, как в Сучжоу. Петр I, желал, чтобы в Петергофе были возведены фонтаны и дворцы, еще более восхитительные, чем те, что поразили его в Европе. А так как возможности не ограничены, то в одном месте обоим императорам удалось собрать все, что они пожелали.
На более интуитивном уровне и разные объекты похожи. Ведь в бытность императоров у каждого павильона и беседки было утилитарное назначение: здесь можно чаевничать, здесь приятно шелест волн слушать, а здесь — концерты музыкальные. Вот это место нужно для приемов. Стихи читать лучше именно в этой беседке. А какой-нибудь Эрмитаж — с поднимающимся мостиком, чтобы все пришли, на стульях механических поднялись, и никто не слышит, о чем это мы разговариваем. Ведь это же возможность уединения — при том количестве слуг и придворных. Тем более здесь в Китае ширмы и тонкие стены, где невозможно почувствовать себя в одиночестве. Таких сопоставлений много, и было безумно интересно их шаг за шагом открывать.
Выставка, посвященная летним императорским резиденциям, открылась в Петергофе в конце 2015 года, в Пекин она приехала уже спустя полтора года — в июле 2017. После закрытия экспозиции в Летнем дворце, работы Алены Васильевой отправились в Шанхай. Выставка прошла в Юйюане (Саду Радости), который представляет собой еще один образец садово-парковой культуры Китая.
Эта идея была полной авантюрой: название парка совсем не было связано с названием выставки «Петергоф — Ихэюань». Я просто дала обещание, что буду писать в Саду радости. Приехала я в Шанхай за 10 дней до монтажа выставки. В тот же день я купила холсты, заказала рамы. В первый день мы сделали экспозицию: разместили картины и оставили места под еще не написанные юйюаньские пейзажи.
Юйюань — совсем другой. Понятно, что он камерный, частный, но даже по атмосфере он другой. Здесь люди какие-то удивительные. Ихэюань — довольно дистанцированный, Петергоф тоже. У них в парках — километры. А здесь такая домашняя обстановка. Сотрудники здесь очень заботливые. В Ихэюане я сама по себе писала. А здесь меня без проблем пускали через служебный вход. А когда я сидела на открытом месте и на меня упали две капли дождя, тут же материализовались девочки с зонтами. Такие мелочи упрощают жизнь.
Юйюань — это изящный частный сад. И он конечно поражает тем, что на такой малюсенькой территории продуман каждый фрагмент. Сад настолько наполнен: и беседки, и павильоны, и пруды, и деревья, и цветы самые разные. Когда ты по нему идешь и первый, и второй, и 32-й раз, тебе кажется, что ты заблудишься и никогда не выйдешь наружу. Тропинки вьются, а вокруг эти горы, скалы, гроты.
Это такое очарование, когда один сюжет сменяет другой. Продуманная череда разнообразных впечатлений – так спроектированы и Ихэюань, и Петергоф. Но в Юйюане все очень сконцентрировано. Несмотря на то, что он маленький, обнесен стеной, это настоящий райский сад. За стеной — машины, мотоциклы, а ты попадаешь в Юйюань, и действительно какой-то рай на земле. И запах фантастический: сейчас османтус цветет.
Ихэюань создает ощущение, что он «природотворный». Вокруг эти горы, озеро. В книжке вычитала, что гору насыпали из земли, выкопанной из озера. Но когда я стою на берегу, мне в жизни не поверить в это. Кажется, что это было всегда: эти горы вдали, монастыри вокруг. А Юйюань весь такой рукотворный. Тут все изыскано: узором из гальки выложена дорожка, резные рельефы на стенах и в проемах окон. С одной стороны идешь — белая стена, и вдруг: она проницаема и получается сквозной рельеф, и сквозь него ты видишь, что там за ней — волшебный сад. И так на каждом шагу. Там банановое дерево посажено, сразу же дает какой-то сияющий желтый акцент. Дождь идет, все темное, и вдруг это дерево сияет, словно солнечным светом наполняя этот уголок сада.
Отличительная черта китайской эстетики? Наверное, это созерцательность. Умение любоваться природой как таковой. Вся китайская живопись — это умение увидеть нерукотворную красоту в букашке, креветке, в горах, в тумане, в реке Янцзы. Умение любоваться природой не теряется, несмотря на цивилизацию. Вот находимся мы в Шанхае: небоскребы, технических достижений больше, чем где бы то ни было. Но при этом любой китаец (возможно, я идеализирую) получит удовлетворение от путешествия на какую-то гору: подняться, посмотреть на эту красоту сверху. Это не только старшее поколение. Мы улыбаемся, глядя, как китайцы фотографируются с каждым кустом-листом. Но для них это важно. Мы тоже любуемся, в этом мы похожи. Но у нас какой-то более литературный склад, описательный. Нам нужно что-то, что можно долго рассказывать. Как сочинение по картине – важно, чтобы был сюжет. В китайской картине царят пауза и недосказанность.
Трудно сравнивать регулярные парки (такие, как Петергоф) с китайскими — это иная эстетика. В российских же пейзажных парках (как Павловск, например) вкрапления архитектуры в природу осуществляется, мне кажется, на другой основе — беседка или мостик располагаются так, чтобы не нарушать естественного ландшафта. А в китайских такое ощущение, что все так и родилось вместе с беседками, мостами, драконами и всем остальным. Но ты же понимаешь, что это создание рук человеческих. И если в Ихэюане еще кажется, что все так и было, то тут в Юйюане ничего не было, и что каждая травинка посажена, и каждое дерево. Все сочетается, все продумано — и растения, и цветы. Все максимально концентрировано, но при этом нет чрезмерности, дурновкусия. Ощущение полной гармонии, как будто так и надо.
Интервью записано 3 октября 2017 года в Шанхае.
Для заглавной иллюстрации использована работа Алены Васильевой «Горы и воды Сада Радости» (2017).