Спасибо Владимиру Бондаренко за предоставленный материал.
…
Китайская лирика во все времена была тесно связана с историей своей страны, с древней мифологией, с историческими личностями и легендарными фигурами, с обычаями и традициями древнейшей цивилизации. К примеру, о луне, пожалуй, пишут все поэты мира, но в европейских традициях тема луны — это, как правило, лирическая, любовная тема. В китайской поэзии луна — это повод поразмышлять о природе и об истории. А главный символ китайской луны — это лунный заяц, толкущий под коричным деревом жизни свое снадобье бессмертия яшмовым пестиком в агатовой ступке.
В китайской поэзии луна воспевается , начиная с древних народных песен из «Шицзин» и юэфу. Луна — символ Инь, женского начала, а с Инь начинается любая жизнь. Вот и великий Ли Бо посвятил самой луне немало чудных строк, в том числе и знаменитое стихотворение «Думы тихой ночью»:
У самой моей постели
Легла от луны дорожка.
А может быть, это иней? —
Я сам хорошо не знаю.
Я голову поднимаю —
Гляжу на луну в окошко.
Я голову опускаю —
И родину вспоминаю.(Пер. А. Гитовича)
Поэты, как правило, даосы по природе своей, они отодвигали конфуцианский распорядок, буддийскую сосредоточенность, и уходили в бесконечный бессмертный мир чувств и переживаний. Даже, если они писали о природе или о битвах, они развеивали свою печаль о скоротечности жизни вином, но и вино скорее — было еще одной попыткой уйти на острова бессмертных, подняться на гору Куньлунь или устремиться к луне и лунному зайцу. Раскрепощаясь с помощью вина поэт сближается и с луной и с Небом, выходит за рамки ритуалов и церемоний. Кстати, уже не раз отмечалось, что в китайской поэзии вино не приводит к мыслям о сексе, о юных девах, о разгуле. Любовная лирика — это нечто совсем иное, если она и есть в китайской поэзии.
Как пишет автор предисловия к «Антологии китайской поэзии» «О том, что за строкой» И.Лисевич : «Для китайца в произведении истинной поэзии почти всегда есть подтекст, поэзия не может говорить прямо; образы должны воссоздаваться не в произведении, а в самом сердце читателя, повинуясь закону созвучия подобного; только тогда они не останутся чем-то внешним, посторонним для читателя, только тогда будут для него истинно живыми. Приемы скрытой ассоциации, внутреннего параллелизма всегда почитались наивысшей ступенью поэтичности, и материалом для них всегда служили образы природы. Чаще всего эти образы напоминали о неумолчном биении времени, приобщая читателя к его вечному движению, объединяя человека и мироздание. Бурное половодье и буйное цветенье трав — приметы радостной весны, холодная краса хризантемы и стаи тянущихся к югу диких гусей — привычные приметы тоскливой осени…»
Продолжение читайте отдельным файлом — Лунный заец в поэзии Востока (MS Word, 643kb) (В.Г. Бондаренко)