В моей копилке немало безумных художников, создающих интересные и шокирующие работы в области инсталляции, современной живописи и фотографии. Но сейчас, когда в запахе дождя над Западным озером носится аромат цветов вишни, и влюбленные стоят вечерами над застывшей водой, совершенно невозможно говорить ни о чем, кроме любви. Так что сегодня я расскажу вам историю любви, ставшую частью истории искусства.
Он приехал в Пекин в 1992 году, чтобы учиться. На его плече висела новая камера, а потертый рюкзак наполняли брошюры курсов фотографии. Он смотрел на город широко распахнутыми глазами. Впервые за 24 года своей жизни он покинул дом, маленький городок в провинции Фуцзянь, и Пекин обрушился на него, как лавина. Город гудел клаксонами, захлебывался в разговорах на узких улочках, шелестел обложками дешевых журналов. Он учился быстро, и скоро с витрин газетных киосков смотрели его фотографии. Через год он переехал в восточную часть города, ту самую, которую скоро назовут «Восточной деревней» и «столицей китайского искусства». Он думал, что снимает здесь перфомансы своих новых друзей: Чжан Хуана, Мао Люмина и других. Он думал, что постепенно врастает в этот город, где полуразрушенные старые дома вступают в странный диалог с бетонными коробками. Он думал, что работает.
На самом деле, он ждал.
Она приехала в Пекин в 1997 году, чтобы отдохнуть. Здесь не было ничего: ни модных японских журналов, для которых она работала три года – с тех пор, как окончила институт, ни привычных пейзажей, ни закрепившейся за ней репутации модного фотографа. Она тоже заново открывала этот город и себя, бродила по тем же районам с потертой камерой. Они встретились через два года – встретились, чтобы уже никогда не расставаться. Она не говорила по-китайски, но это было неважно, ибо фотообъективу неизвестно понятие «языковой барьер», ему, как и этим странным детям разных стран, известны только образы. Только свет, падающий на пленку.
Его, конечно же, звали Жунжун (荣荣). Ее, разумеется, звали Инри (映里). Но теперь, кажется, все совсем забыли, как произносить их имена по отдельности, потому что они живут, работают и творят вместе, Жунжун и Инри.
Они обошли все полуразвалившиеся здания Пекина и все склоны горы Фудзи, дополняя пейзажи своими телами так же, как художник древнего Китая дополнял их поэмой, они встречали рассвет, танцуя на снегу, где никто, кроме объектива камеры, не наблюдал за ними. Своими снимками они построили новый мир, мир, где красота человека и природы слились воедино.
Китайский Инри все-таки выучила – и я сама убедилась в этом, встретив влюбленных в их пекинской галерее Three Shadows Photography Art Centre. Сейчас они оба живут в Пекине, у них трое детей, уже много раз побывавших под прицелом родительских фотокамер. Может быть, и вы встретите их, блуждая весной по арт-району Цаочанди (草場地). В длинных волосах Жунжун уже появились белые пряди, но в глазах та же нежность, что и у прекрасной Инри. Впереди еще много городов, которые предстоит открыть, и пейзажей, что станут канвой другого мира – мира этих двоих. Впереди еще много лет, чтобы любить друг друга – ведь детям Востока уготована долгая жизнь.
А про их фотографии я говорить не буду, потому что нечего тут говорить.
