От редакции:
Статья о русском солдате и его китайской истории попала к нам из Биробиджана от Виктора Антонова
История эта неожиданно пришла ко мне из уст матери одной моей знакомой. Отыскав редакционный телефон, Елена Вениаминовна вдруг пригласила меня в гости, пояснив: «Перебирая вещи своего отца-фронтовика я нашла его награды, о которых раньше не знала. И среди них — медаль самого от Мао Цзэдуна! Приходите, пожалуйста — вам будет интересно». Конечно я отправился в гости.
НАГРАДНОЙ НЕКОМПЛЕКТ
На столе лежали, аккуратно разложенные, медали, наградные книжки, какие-то удостоверения и старые фотографии. Медали были знакомые, уважаемые: «За победу над Германией», «За победу над Японией», «50 лет в Вооружённых Силах СССР», «20 лет Победы в Великой Отечественной войне»… Такие есть у многих ветеранов Второй мировой.
Не помню почти, чтобы отец когда надевал, — говорила тем временем Елена Вениаминовна. — Только много лет спустя после войны видели его «при параде» на День Победы. Да вот фотография, — произнесла моя собеседница и положила на стол чёрно-белое фото.
На снимке группа лётчиков в парадной форме с рядами наград на кителях. Вениамин Валентинович тут уже немолод, но заметно выделяется среди сослуживцев своей «фактурой» — почти двухметровым ростом и широченными плечами. А ряд наград на груди весьма впечатляющ. Очевидно, что на столе передо мной лежало далеко не всё с того «иконостаса».
К сожалению, это всё, что у меня осталось, — произнесла хозяйка дома Елена Вениаминовна Смирнова. — Отец мой умер, когда мне было всего 14 лет, без мамы мы с ним остались ещё раньше — мне всего восемь было. Не все отцовские награды и документы сохранились Как-то обо всех этих военных реликвиях я не особо думала. А тут вот сейчас перебирая «наследство», и прочла. Да вы тоже посмотрите, — предложила мне дочь фронтовика.
Я раскрываю красную «корочку» с надписью «Орденская книжка». Раз есть орденская книжка — у человека должен быть орден, — рассуждаю. Документ свидетельствует, что техник-лейтенант Вениамин Смирнов в 1943 году награждён орденом Красной звезды, а в графе «Сведения о других наградах» вписана медаль «За боевые заслуги». Это было в трудные годы на фронте, наградами не особо «баловали», тем более — технический состав воинских частей.
В орденской книжке также есть записи, что обладатель данной награды имеет право на ряд льгот, а в случае смерти награждённого его семья может пользоваться льготами по оплате жилья, получать пособие.
— Я не знаю, чтобы мы пользовались этими льготами, — говорит дочь героя. — Без отца жилось тяжело, просто бедно, и дальше меня «тянули» по жизни всяческие родственники…
За что же отличили нашего героя?
Ясность пришла, когда дочь ветерана войны терпеливо перебрала в памяти события события прошедших лет, и внимательно изучила с помощью других членов семьи фронтовую биографию своего отца. И вот какая там деталь: среди наград фронтовика — медаль «За победу над Японией», китайская медаль (о ней будет отдельный разговор) и… никаких записей в военных документах о службе в Китае…
ЗАБЫТЫЕ ПОДВИГИ СИБИРЯКА
Вениамин Смирнов, как многие юноши 30-40-х годов прошлого века, мечтал стать лётчиком. Небо, высота, свобода, особое ощущение своей силы, позволяющее подняться высоко над землёй, лететь быстрее птиц… Какому из мальчишек хотя бы раз не хотелось этого испытать? А Вениамин был парень крепкий, рослый, терпеливый и упорный в любом деле, приученный делать любую только хорошо. Чувствовал он в себе силы подняться в небо! Поэтому в 1938 году поступил в авиационно-техническое училище в старинном городе Вольске на Волге.
Окончив его в 1940-м, оказался в… Средней Азии, в Самарканде. И вот мечта о небе сбылась — молодой сибиряк стал боевым лётчиком через три недели после начала Великой Отечественной войны — с 15 июля 1941 года. Вылетал на боевые задания, был ранен, контужен, снова встал в строй.
Знаю, что отец летал поначалу. Но однажды полученная контузия подвела. От лётной нагрузки отец потерял сознание, и при посадке разбил машину! — говорит Елена Вениаминовна. — Но видно какая-то сила его всё же хранила — не погиб в небе ни в том, ни в другом полёте. Мама ведь ждала его — он до войны успел жениться…
Лётчика перевели в техники, и в этом качестве продолжилась его служба во имя будущей победы. Тут и раскрылся ещё один талант сибиряка. Как лётчик, он отлично знал слабые места боевых машин, и потому механиком был чрезвычайно ответственным и предусмотрительным. С азартом знакомился с новой поступающей в часть техникой, и стал поистине универсальным специалистом самой высокой квалификации.
Со своей частью побывал на Западном, Центральном, Первом Украинском, Первом Белорусском фронтах. И так до 9 мая 1945 года. Последний бой, как в песне, оказался трудным самым.
Это случилось на подступах к Одеру, — рассказывает дочь фронтовика. — Самолёты из части, где служил отец, вели воздушные бои и налёты впереди, а технический состав фронтовых аэродромов «догонял» их по земле своим ходом. Фрицы оборонялись от наступающих советских войск упорно, так что и техники под жестоким обстрелом оказывались не раз, а отстать службам техобеспечения от своих самолётов было никак нельзя. На подходах к Одеру отца опять ранило — в ногу, осколок в ней потом так и остался рядом с сухожилием. И вновь контузило. А Одер предстояло форсировать…
Далее Елена Вениаминовна попыталась дословно передать рассказ отца.
«Отставать было нельзя и деть меня было некуда. Тогда меня — большого, глухого, немого и неподвижного, на каком-то стуле (!) посадили на надутую автомобильную камеру, привязали к стулу и… спустили на воду! Всей фигурой я возвышался на этом нелепом стуле, абсолютно беспомощный. Целься, да бей! Утоп бы сразу. Плывшие в холодной воде бойцы подталкивали руками камеру по волнам под пулями. Вот утонул один боец, другой сменил его. А я всё невредим. (Напомним, что «невредим» говорил о себе человек с осколком в теле и контуженый до потери способности двигаться! — авт.) Бойцы уходили под воду где-то у меня под ногами, а моя фигура всё же доплыла до другого берега. Так закончилась моя первая война».
Когда объявили победу, такое ликование у всех было! Думали: «Всё! Теперь домой поедем!» Каждый день бойцы ждали приказа о демобилизации. И вдруг узнали: на востоке готовится война с Японией! Это известие было ошеломительно.
«Сперва чувство оглушённости, а потом — дикая злоба: „Порвём!“» — рассказывал годы спустя дочери-подростку отец. И завершал уже ровно: «Так и вышло в Маньчжурии».
ПОД НЕБОМ ПОДНЕБЕСНОЙ
Эскадрильи на Дальний Восток перебросили быстро, по воздуху. Куда точно — дочь техника-лейтенанта сказать не может, отец не слишком вдавался в такие подробности. Запомнилось из его рассказов, что дом, где поселился советский лётный и технический состав, стоял на берегу красивого озера. Когда наши лётчики появились там, как раз цвели лотосы. Они видели такие цветы первый раз и просто поражались картине.
Офицеры жили в двухместных номерах гостиничного типа, окна номеров выходили на озеро, и ежедневно девушки-горничные ставили в вазу на столе свежие цветы. После военно-полевых условий всё это казалось раем. Да и потом дома, честно говоря, никто так не жил.
В углу комнаты стоял высокий шкаф-пенал, а кроме того был встроенный шкаф для одежды. Вещей у фронтовиков было при себе немного — пользовались только одним. Удивлял немного постоянный сладковатый запах в комнате.
Как-то постояльцы раскрыли шкаф-пенал, думая приспособить его под хранение постельного белья, и были поражены. Шкаф до самого верха был набит английским шоколадом! Взяли деликатно по плитке, потом не сдержавшись — ели до отвала. А дальше стало неудобно за свой мальчишеский поступок: в чужой стране так себя повели… Но каково было изумление лётчиков, когда вернувшись вечером с аэродрома в номер, они увидели, что весь убыток шоколада… возмещён новыми плитками, и снова под самый верх! Это была признательность китайского народа советским лётчикам за освобождение их страны от японских милитаристов и обучение китайских военных пилотов…
Так прослужил Вениамин Смирнов под небом Поднебесной до августа 1953 года. Домой писал, что сил нет уже служить — к семье хочется.
— У войны всегда страшное лицо, — говорил он потом дочери. — Но с Германией шла война моторов. Это не просто слова: так её ощущали мы — лётчики. А в Маньчжурии довелось увидеть как человеческий интеллект пробудил древнюю дикую силу, и готов был натравить её на людей, — говорил повидавший ужаса и горя в воздухе и на земле фронтовик.
Дело в том, что знакомство Вениамина Валентиновича с Поднебесной не ограничивалось «райским уголком» у озера с лотосами и тщательно охраняемым аэродромом. Довелось ему повидать оставленное японскими оккупантами расположение печально знаменитого «отряда 730» — бактериологические лаборатории, где так называемые «медики» и «учёные» в погонах императорской армии производили опыты (в том числе на пленных китайцах) с бактериологическим оружием. Жутким зрелищем были заражённые крысы в клетках, блохи, несущие чуму, фарфоровые бомбы-контейнеры с бактериями и вирусами…
— И знаете, что случилось в итоге? — обратилась ко мне собеседница. — Всё это подвигло отца после демобилизации, уже имея двоих детей, поступить в Самаркандский университет им. Алишера Навои на биологический факультет!
Солдат Второй мировой вновь решил стать на защиту людей, но уже в белом халате. И он закончил биофак в 1960 году, получив специальность зоолог-биолог, выучил несколько языков!
— Я помню, что дома среди специальной литературы у отца хранились тома с материалами Хабаровского процесса над японскими военными преступниками, — говорит Елена Вениаминовна. — И помню его тревоги. Он почему-то не опасался ядерной войны в Америкой, как тогда нагнеталось повсюду, а, вернувшись из Китая, повторял, что самое страшное, самое лёгкое для изготовления — это бактериологическое оружие. С ним любая страна может устроить мировую катастрофу.
А китайский народ за время службы в Поднебесной советский лейтенант Вениамин Смирнов полюбил: жалел людей, испытавших более чем десяток лет японской оккупации, испытывал большое уважение к трудолюбию китайцев. Иногда в этих рассказах-воспоминаниях прорывалось, что видел, что натворили вражеские солдаты на чужой земле, как измывались над простыми людьми в Китае, и очень их жалел. Хотя, казалось бы, во время Великой Отечественной на освобождённых территориях и в Восточной Европе немало уже повидал.
Служба сибиряка в дружественном Китае завершилась наградой от руководства этой страны. Советских военных специалистов провожали торжественно и вручали им китайские награды. Причём делал это лично председатель КНР Мао Цзэдун и пожимал руку каждому!
Старая китайская медаль отдалённо похожа на советский орден Красного Знамени, с пятью жёлтыми звёздами, колосьями, внизу — с красной звездой и лентой с иероглифической надписью. Елена Вениаминовна сказала, что специально сходила на кафедру китайского языка, чтобы ей сделали её перевод. «Да здравствует советско-китайская дружба на век» (кит. тр. 中蘇友誼萬歲 — прим. редактора) — написано там. А на обороте награды: «КНР. Центральное народно-революционное правительство. Комитет по награждению. 1951». На кафедре пояснили: это очень уважаемая в КНР награда.
Хотя награду отцу вручили в августе 1953-го, — уточняет Елена Вениаминовна. — Я видела её дома в детстве, но потом не вспоминала. Отец, кажется, её не надевал на 9 Мая. Он вообще никогда почти не выходил с наградами из дому. Вся слава, которую он стяжал — это быть знаменосцем на День Победы. За высокий рост и могучее телосложение выбор начальство всегда делало на его кандидатуре. А вот по новой специальности биолога ему поработать почти не довелось. Умер отец в 1971 году.
И как он всю жизнь любил самолёты! По звуку определял тип и марку машин, реактивные и турбовинтовые самолёты и меня научил. Это со мной до сих пор осталось. Романтик он был — сильный человек и большой романтик. Когда мы с ним уже жили без мамы, он часто мне рассказывал о своей прежней службе, и охотней всего — о Китае. И мне — зелёному подростку — доверительно говорил: «Самые красивые женщины в мире — это китаянки. Они изящны, как фарфоровые куколки!» Сам был огромным мужчиной, а любил миниатюрных женщин. Такой была была и моя мама. Романтик…