Обзор монографии “Российские эмигранты в Северной Маньчжурии в 1920-1945 гг”

Как нам обустроить Дальний Восток, Восточную Сибирь, Сахалин? Что нужно сделать для привлечения активного населения из Центральной России, переселенцев из ближнего и дальнего зарубежья на российский Дальний Восток?

Ответы на подобные вопросы поможет найти новая книга преподавателя кафедры востоковедения Уральского государственного университета Смирнова Сергея Викторовича — “Российские эмигранты в Северной Маньчжурии в 1920-1945 гг. (проблема социальной адаптации): Монография“. Книгу прочитал Ю.Данилин.

В Северной Маньчжурии, в бывшей полосе отчуждения КВЖД на начало 1920-х гг. сосредоточилось до полумиллиона выходцев из бывшей Российской империи. Обращение к опыту приспособления этой группы российских эмигрантов автор посчитал актуальным:

— после распада СССР его территория стала ареной интенсивной миграционной активности, связанной с проблемой адаптации мигрантов.

– в свете структурной перестройки российского общества, начавшейся в 1990-е, важным является исследование опыта приспособления российского населения в ситуации резкого, катастрофического изменения всех условий жизни с точки зрения выявления потенциальных возможностей российской культуры к самосохранению и творческому взаимодействию с чужой средой.

Цель исследования — характеристика процесса социальной адаптации российских эмигрантов в Северной Маньчжурии в 1920-1945 гг. с позиции обусловленности его влиянием индивидуальных факторов. Интересует социальная практика индивидов, выступающих не жертвами объективных обстоятельств, а контролирующих собственную жизнь и формирующих свое будущее. Категориальный аппарат исследования включил понятия:

1. «стиль жизни» – структурированные во времени и пространстве модели образа жизни, зависящие от ресурсов, от типа семьи и хозяйства, от ценностных установок. В ситуации выбора индивидом или группой вариантов поведения из набора предлагаемых им обществом вариантов, стиль жизни проявляется как сравнительно устоявшийся тип решений, принимаемых в критической ситуации. Понятие «стиль жизни» позволяет соотнести желательную для общества модель поведения с моделью, вырабатываемой под влиянием индивидуальных и групповых представлений, и, как следствие, выявить соотношение между общественными и индивидуальными критериями адаптированности, определяющее успешность адаптации индивида в обществе.

2. «адаптационные стратегии» – набор социальных действий индивида, которые в процессе достижения им жизненно важных целей способствуют его совместимости с новой социально-культурной средой. Выбор той или иной адаптационной стратегии определяется соотношением между общественными и индивидуальными представлениями о жизненных целях при наличии различных ресурсов.

3. индивидуальные, семейные, групповые «ресурсы» – выражение социального капитала, которым располагает индивид, на который он опирается в процессе достижения жизненных целей.

4. социально-исторические «контексты» – проявление объективированного уровня разворачивания исторически обусловленных социальных процессов. Выступает в конкретно-биографической форме. Начавшись на макроуровне выстраиванием «правил игры», поля, в котором разворачивается деятельность индивидов, исследование перемещается на микроуровень жизненной практики отдельных субъектов, чтобы затем вновь выйти на макроуровень прорисовки общих тенденций в изучаемом социально-историческом процессе.

Обращение к индивидуальному опыту переживания определенной социальной ситуации обусловило использование биографического метода, как основы исследовательского инструментария. Упор на изучение индивидуального социального опыта предопределил использование в рамках биографического метода соответствующей источниковой базы, представленной разнообразными документами личного происхождения.

Социальная адаптация – процесс приспособления индивида при помощи различных социальных средств в направлении растущего соответствия и совместимости с новой социально-культурной средой. Это континуум, на одном конце которого дезадаптация (отторжение), на противоположном – ассимиляция.

Формы, содержание и результаты социальной адаптации эмигрантов связаны с мотивами эмиграции: беженцы, вынужденные и добровольные мигранты. Мотивационная основа предопределили форму адаптации российских мигрантов, которая выступала как вынужденная, когда для удовлетворения своих жизненно важных целей индивид, не принимая новых социальных ценностей, вынужден согласовать свое поведение с нормами социального окружения, подчиняться правилам «новой игры». Внешние факторы: политическая и социально-экономическая ситуация в стране-реципиенте, политика государства в отношении иммигрантов, международная обстановка и деятельность международных организация, наличие родственной диаспоры. Индивидуальные факторы социальной адаптации: социальная и профессиональная принадлежность, уровень образования, половозрастные и личностные характеристики.

Главная задача исследования — качественная (не количественная) характеристика процесса социальной адаптации российских эмигрантов: не то, насколько часто возникает определенный вариант жизненной стратегии, а какие имеются, как они образуют репертуар возможностей.

Использование материалов архивно-следственных дел дало возможность выявить некоторые общие тенденции процесса социальной адаптации эмигрантов.

Работа состоит из двух глав. Первая посвящена процессу социальной адаптации поколения эмигрантов, оказавшихся в Китае взрослыми людьми. Вторая – тем, кто очутился за границей в детском возрасте или родился в 1920-е. Каждая из глав делится на две части: 1920-1931 – образование эмигрантской колонии, её существование в рамках особого района Восточных провинций (ОРВП); 1932-1945 – жизнь на территории государства Маньчжоу-го.

Глава 1. «Вырванные с корнем»: поколение «отцов»

Социальное пространство полосы отчуждения имело много общего с российским. Только здесь: (1) интенсивнее шел процесс перехода от сословного общества к классовому. Значительную роль в успехе играли уже не столько социальное происхождение, сколько образование, богатство, социальная активность. (2) Были практически сведены к нулю национальные ограничения. (3) Более свободные нравы полосы отчуждения сочетались с традиционностью жизни русской провинции.

В начале 1920-х по своему социальному происхождению харбинцы составляли: рабочие – 6,5%, крестьяне – 44,8%, казаки – 17,5%, состоятельные слои – 6%, мещане – 9,5%.

Изучение биографических материалов показывает: социальная адаптация российских мигрантов в 1920-х – начале 1930-х осуществлялась посредством включения индивида в экономические сферы региона. Приоритет имели привилегированные, обеспечивающие высокий уровень жизни и статусные позиции сферы занятости:

(1) Приоритет в достижении жизненного успеха имела не столько социальная принадлежность, сколько профессиональная, деловая активность индивида.

(2) Экономика Маньчжурии была на подъеме. Развитие рыночных отношений способствовало распространению ценности напряженного, самоотверженного труда, направленного на достижение собственного благосостояния и благосостояния своей семьи. В условиях ослабления регулирующих функций социально-культурной среды очень гибким стало отношение к средствам, при помощи которых человек мог достичь успеха.

(3) Использование стратегии интеграции в общественно-политическую и культурную сферы ОРВП было практически невозможным, вследствие маргинальности эмигрантского политического пространства, в связи со стремлением русских сохранить этнокультурную изоляцию и с отторжением китайской культурой всего иностранного.

Адаптация к социально-культурной среде Северной Маньчжурии путем включения в её экономическую сферу в наибольшей степени соответствовала представлениям основной массы российских эмигрантов о приемлемом образе жизни. В начале 1920-х выделились приоритетные сферы занятости, которые соответствовали дореволюционной «русской сфере»: частная коммерческая, юридическая, медицинская, издательская деятельность, служба на КВЖД, в крупных российских и иностранных фирмах и учреждениях, в административно-управленческих структурах ОРВП. Для населения земледельческих районов приоритет сохранял сельскохозяйственный труд.

В конкурентной борьбе побеждал тот, кто обладал наибольшими ресурсами, способностью сконцентрировать все имеющиеся в его распоряжении возможности, соответствующими личными качествами. Потеря доверия могла привести человека к потере его положения и превратить в маргинала.

В определенной мере русские земляческие объединения напоминали нерусские национальные общины. В отличие от последних их структурное оформление аморфно, экономическое положение нестабильно, в их деятельности преобладала ориентация на пассивную поддержку неимущих членов, которая не способствовала развитию экономической инициативы.

В большинстве случаев главным средством доступа в привилегированные сферы занятости для эмигрантов являлись связи. Зачастую они имели большее значение, чем уровень образования, профессиональная пригодность и талант.

Часть эмигрантов, не обладавших «нужными» профессиями, стремились путем профессиональной переквалификации проникнуть в привилегированные сферы занятости. Такую возможность открывала стратегия получения соответствующего образования.

Адаптационной стратегией являлось заключение выгодного брака.

…Если в сознании эмигранта путь к жизненному успеху, удачному приспособлению к новой среде все ещё связывался с интеграцией в экономические сферы региона, то реальная ситуация в начале 1930-х стала менее благоприятна для осуществления этой ориентации.

Глава 1.2. Эмигранты в Маньчжоу-го: политика и социальная адаптация.

18 сентября 1931 г. части японской Квантунской армии вступили на территорию Маньчжурии. Образование государства Маньчжоу-го изменили «правила игры». Подчинение всех сфер Маньчжурии политическим целям Японии вело к политизации жизни российской колонии. Это привело к формированию некоего нормативного стиля жизни индивида, отвечающего требованиям новой ситуации в обществе: политическая лояльность и благонадежность, отождествление частных и государственных интересов.

В 1941 на всю территорию Маньчжурии была распространена карточная система. С ослаблением рыночных тенденций в экономике помимо предпринимательства сузились и другие сферы применения частной инициативы: в области права, образования, СМИ.

К концу 1930-х распространилась практика административного распределения трудовых ресурсов.

Престиж образования, как сферы занятости и канала социальной мобильности резко упал.

КВЖД постепенно исключилась из приоритетных сфер занятости российского населения.

Изменение социальной ситуации в Маньчжурии в 1930-е скорректировало процесс социальной адаптации, допуская варианты:

(1) отказ от адаптации (отъезд в Шанхай, Америку, Австралию, СССР).

(2) Вынужденное следование новым требованиям среды без интеграции в неё. При этом влачили «жалкое существование», «не высовывались», держась подальше от политики.

(3) Принятие индивидом новых условий и стремление использовать их для достижения своего жизненного успеха – интеграция в политическое пространство Маньчжоу-го. Это открывало возможность успешного включения индивида в профессиональную, социальную и другие сферы. Лояльность властям, политическая благонадежность и активность способствовали достижению индивидом высокого социального статуса, доступ в приоритетные сферы занятости.

В изменившейся новой социальной ситуации, где приоритет получили политическая интеграция, выделился ряд адаптационных стратегий, которые использовали эмигранты:

(1) изменение правового статуса (отказ от советского гражданства);

(2) политической активности; использование прошлых заслуг. Биографический материал дает возможность предположить, что большое число эмигрантов, участвовавших в политическом движении в 1930-е, преследовали прагматические цели. На это указывают высокая степень текучести членского состава эмигрантских политических организаций, легкость в перемещении из одной политической организации в другую, зачастую, стоявшую на иных идейных позициях, совпадение по времени включения в политическую деятельность с ухудшением материального и социального положения индивида;

(3) опора на связи в политических кругах.

Одновременно, в годы войны, большинство российских эмигрантов в Маньчжурии, охваченные подъемом патриотических настроений, отказались от политических средств социальной адаптации. Часть эмигрантов предпочла активные действия для ускоренной ликвидации японского присутствия: на советскую разведку работал начальник 3-го отдела Главного БРЭМ М.А.Матковский, командир Сунгарийского русского воинского отряда полковник Я.Я.Смирнов, начальник Союза резервистов Г.Х.Наголен и др.

Летом 1945 г. некоторые эмигранты приняли участие в военных действиях против японских войск в составе русско-китайских партизанских отрядов.

с. 207-210 (Заключение): Сравнительный анализ достаточно большого числа «частных опытов» позволил выделить однородные типы жизненных траекторий эмигрантов в сходных жизненных ситуациях, которые можно рассматривать как проявление определенных коллективных социально-исторических процессов. Выстраивание типологии вероятностных вариантов жизненных стратегий индивидов в условиях эмиграции дало возможность воссоздать пространство существовавших возможностей социальной адаптации эмигрантов к новой среде, в зависимости от их ресурсов и специфики исторической, социальной и культурной ситуации. Выявление частоты повторяемости тех или иных вариантов социальной адаптации эмигрантов может в дальнейшем обеспечить количественный анализ массовых источников.

Выбор адаптационной стратегии индивидом, в рамках основной направленности адаптационного процесса, а также возможность её реализации определялись наличием личных, семейных, групповых ресурсов, половозрастными, национальными особенностями, личностными характеристиками и т.п. Определенные отличия были характерны для процесса социальной адаптации городского и сельского населения, представителей различных этнических групп внутри российской эмигрантской колонии. Индивиды, имевшие возможность опереться на определенные ресурсы, оказались в более выгодном положении.

Процесс социальной адаптации представителей второго поколения эмигрантов имел значительные отличия от первого поколения. Влияние школы способствовало утверждению двух основных ориентаций в моделях социального действия детей-эмигрантов: инновационной и традиционной. Носители инновационной модели оказались более гибкими в процессе адаптации и многие из них в дальнейшем предпочли интеграцию в западную среду.

Отказ следовать поведенческой модели, предлагаемой средой, находил проявление в девиантном поведении и выборе дезадаптационных стратегий. Значительное число молодежи среди выехавших в 1930-е за пределы Маньчжурии было во многом обусловлено тем, что представители второго поколения российских эмигрантов были ориентированы на ценности образовательно-профессионального, а не политического плана.

Следующая тема – социальной адаптации репатриантов из Маньчжурии в СССР – ещё ждет исследователей!