Что делает малоизвестный французский автор и его повесть в заголовке статьи на одном из крупнейших русскоязычных сайтах по Китаю? Если вас заинтересовал ответ, то милости просим.
На самом деле, ответ гораздо проще, чем может показаться на первый взгляд. Повесть выбрана, потому что когда-то она мне очень понравилась, а статья здесь потому что я немножко знаю китайский язык. И пожалуй последняя причина заключается в том, что эту повесть вряд ли кто-нибудь когда-нибудь перевел бы на китайский язык, поэтому я взял на себя смелость сделать это. Позвольте сразу сделать оговорку: я не профессиональный переводчик, тем более прозы, поэтому любую критику по поводу перевода, а также крылатые выражения, которых я знаю отвратительно мало, и, может быть даже, некие параллели или ассоциативные ряды из китайской мифологии, я приму с распростертыми объятиями.
Читателям Магазеты я предлагаю следующее: сравнить свои ощущения от прочтения повести на китайском и на русском языках. Я был достаточно сильно впечатлён после того, как прочел повесть в первый раз, а вот моей соседке-китаянке, прочитавшей финальную версию перевода, пришлось долго объяснять что к чему, из чего следует вывод, что проблема заключается не столько в переводе, сколько в понимании смысла написанного. Но, после продолжительных объяснений, китаянка все-таки поняла и даже восхитилась коллосальностью концепции, так что можно считать эксперимент по передаче западных понятий в восточное сознание удавшимся. Несмотря на то, что на Магазете превалирующей является все-таки русскоязычная аудитория, мне кажется интересной идея сравнить впечатления от одного и того же текста написанного на разных языках.
Я привожу сначала перевод на китайском, а затем саму повесть на русском, так как мне кажется, что именно эта последовательность будет наиболее интересна с точки сравнения, но разумеется каждый может читать в той последовательности, в какой ему захочется.
И напоследок я оставляю перевод названия за читателями, так как я сам так до конца и не остался уверен, какое слово из китайского языка лучше всего передает именно это значение. Итак начнем!
1893年九月二十五日
親愛的小路﹗
那末，一切都結束了。你要記得跟我一樣牢，我們不會再見。你曾經不想離開我，為了跟我在一起，你願意犧牲奉獻你所有的一切。但是為了讓你開始新生活，我們應該分手。對我，對你，對我們倆來說是一個難以做出的決定。雖然你把臉埋著在枕頭裡哭成淚人兒了，我沒有什麼後悔。你抬頭兩次，給我很可憐，很祈求的眼神。那時你的臉色多麼悲傷﹗晚上在漆黑一團中已看不清楚你，但我還感覺到灼熱的眼淚滴在我的手上。
現在咱們很痛苦，像墜落在一種噩夢中，甚至分開的前幾天也不能感覺到這件事。這種感覺要持續幾個月，一旦我們重修舊好, 我才會再寫信給你，因為我們是這樣決定的。
但你絕對不會知道我的地址，所以我寫的信是唯一不讓我們完全疏離的橋樑。因為我們是這樣決定的。
我給你最後一個溫柔無邪的吻，因為我們之間的距離這麼大﹗
1894年九月二十五日
親愛的小路﹗
按我的承諾，我又來寫信給你。我們分開已經一年了。, 我知道你沒忘卻我，因為我們之間的關係還沒斷絕。每次想到你我不得不感到你的痛苦。
可是這十二個月以來就像一片輕霧一樣。有的細節已不見了，有的瑣事完全蒸發了。不過有時候有些事情讓它們浮現在我心裡。
有一次我試著回想第一次見到你你有什麼樣的臉色，但是想不起來。
如果你也試著回想第一次見我我有什麼樣的眼光，你就會發現世界上什麼都會在記憶中模糊。
不久以前我突然笑了。給誰﹖為什麼﹖只是笑了而已。一線陽光投射在路上，我就不由地笑了。
以前我也試過笑，首先覺得不可能再學會笑，可是我說，有一次我不自覺地笑了。我希望你常常笑著。由於天氣好，由於在你的面前有未來而笑。對啊，抬頭並且笑吧。
1899年十二月十七日
親愛的小路我又來了。
我像一種夢，可不是？隨便出現在你的生活中，但是只在空虛寂寞的時候才會出現。隨便來，隨便走，離你很近，但你摸不到我。
我不是一個不幸的人。我又精神抖擻，因為每天早上來，四季運行。太陽發照耀得那麼溫和，溫和得讓我想嚮往它。連平常的日光都很和煦。
試想，我跳了一場舞﹗我更常笑了。我已經記不得我笑了幾次。
昨天我出去玩。日落時到處都有盛裝的人們散步著。在那麼多幸福的人中我也感到幸福了。
我給你寫信為的就是描寫這些情形，也是為了告訴你我開始信這些使你奮不顧身的愛情。
有一次跟你談到奮不顧身的愛情，但好像不太瞭解談什麼。但為了全心信仰這種愛情，我們一起祈禱吧。
1904年七月六日
時間過得很快﹗已經過了十一年﹗我去很遠的地方，回來，但還要再去。
你當然已經成熟，成家立業。
你的外表變得怎麼樣呢﹖我覺得你的臉變胖，肩膀變寬，白頭髮還不多，而且你的臉像以前一樣因笑容而煥然有光。
我呢﹖我不要告訴你我成為老姑娘以後變得怎麼樣。我真的很老﹗女人老得比男人快，所以如果我在你的身邊的話從外表和看你的面部表情來看我就像你的母親。
你看，我們那時候分手的真好。現在我們已經經過痛苦, 而領悟了。 放心，所以這封由信封上的筆跡看得出誰寄來的信對你來說只不過是娛樂消遣而已。
1893年九月二十五日
親愛的小路﹗
我們分手已二十年了。
而且我去世也是二十年了。如果你還活著，看這封像以前那些忠實朋友多年來給你寫的傳達的信,你一定能原諒我跟你分手後隔天就自殺了，因為沒有你我就活不下去。
昨天我們分手。你看看這封信在引言的日期。你當然沒注意到它。因為我們最後一次在我們的房子裡，而且那個悲哀哭得跟軟弱無力的孩子一樣的你就在昨天。夜晚到的時候我已經看不見你眼淚滴到我的手上就是昨天。你疼得一直抱怨，而我堅持沉默地忍受， 就在昨天。
今天坐在我們美好的桌子邊旁，我們的東西圍繞著我，我在寫這四封你要前後相隔的收到的信。寫完最後一封信以後快要落幕了。
今天晚上我要安排好你會按照信封上的日期收到它們，還安排好你找不到我。
然後我要自尋短見。不必告訴你我要怎麼死亡，這件壞事情的細節實在不恰當，因為連經歷那麼多年還你會傷心。
重要的是我在還沒傷害你的同時還能夠很溫柔地離開你。我想繼續照顧你，所以連真的去世以後在你的心裡我還是要活下去。我們不要分離，分離你可能受不了，因為所有的傷心讓你那麼痛苦。
我要回到你的心裡。為了讓你忘卻我的容貌、為了避免你再次傷心，我要不太常回，而且為了避免你再傷心回得不太少。到你知道真相的 時候，所過的時間會多得你無法瞭解我的去世對你有什麼意義。
親愛的路易，從我觀點上來看這個獨白像一種惡性的神秘的奇事。
今天我們說話說得很小聲，簡直聽不出來，我們之間的距離太大，因為只有在你的心裡我還存在，而且你早就忘卻我了。「現在」這個詞的意思對在寫它的我來說和對以
後要把它小小聲地念的你來說完全不一樣。
現在克服那麼巨大的時間與距離，克服永恆以後我雖然有一點兒荒謬的感覺，但是跟以前一樣吻你。結束了。我不要再寫，因為有一點怕我憂鬱，發怒，也是因為不敢跟你說出那些蕩氣迴腸的愛情，柔情無邊無際時不可避免的空想。
25 сентября 1893 г.
Мой дорогой, маленький мой Луи! Итак, все кончено. Мы больше никогда не увидимся. Помни это так же твердо, как и я. Ты не хотел разлуки, ты согласился бы на все, лишь бы нам быть вместе. Но мы должны расстаться, чтобы ты мог начать новую жизнь. Нелегко было сопротивляться и тебе и самой себе, и нам обоим вместе… Но я не жалею, что сделала это, хотя ты так плакал, зарывшись в подушки нашей постели. Два раза ты подымал голову, смотрел на меня жалобным, молящим взглядом… Какое у тебя было пылающее и несчастное лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не могла видеть твоих слез, я чувствовала их, они жгли мне руки. Сейчас мы оба жестоко страдаем. Мне все это кажется тяжелым сном. В первые дни просто нельзя будет поверить; и еще несколько месяцев нам будет больно, а затем придет исцеление. И только тогда я вновь стану тебе писать, ведь мы решили, что я буду писать тебе время от времени. Но мы также твердо решили, что моего адреса ты никогда не узнаешь и мои письма будут единственной связующей нитью, но она не даст нашей разлуке стать окончательным разрывом. Целую тебя в последний раз, целую нежно, нежно, совсем безгрешным, тихим поцелуем —ведь нас разделяет такое большое расстояние!..
25 сентября 1894 г.
Дорогой мой, маленький мой Луи! Я снова говорю с тобою, как обещала. Вот уж год, как мы расстались. Знаю, ты не забыл меня, мы все еще связаны друг с другом, и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу не ощущать твоей боли. И все же минувшие двенадцать месяцев сделали свое дело: накинули на прошлое траурную дымку. Вот уж и дымка появилась. Иные мелочи стушевались, иные подробности и вовсе исчезли. Правда, они порой всплывают в памяти; если что-нибудь случайно о них напомнит. Я как-то попыталась и не могла представить себе выражение твоего лица, когда впервые тебя увидела. Попробуй и ты вспомнить мой взгляд, когда ты увидел меня впервые, и ты поймешь, что все на свете стирается. Недавно я улыбнулась. Кому?.. Чему?.. Никому и ничему. В аллее весело заиграл солнечный луч, и я невольно улыбнулась. Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне казалось невозможным вновь этому научиться. И все-таки, я тебе говорю, однажды я, против воли, улыбнулась. Я хочу, чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался, просто так — радуясь хорошей погоде или сознанию, что у тебя впереди какое-то будущее. Да, да, подними голову и улыбнись.
17 декабря 1899 г.
И вот я снова с тобой, дорогой мой Луи. Я — как сон, не правда ли? Появляюсь, когда мне вздумается, но всегда в нужную минуту, если вокруг все пусто и темно. Я прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко мне нельзя прикоснуться. Я не чувствую себя несчастной. Ко мне вернулась бодрость, потому что каждый день наступает утро и, как всегда, сменяются времена года. Солнце сияет так ласково, хочется ему довериться, и даже обыкновенный дневной свет полон благожелательности. Представь себе, я недавно танцевала! Я часто смеюсь. Сперва я замечала, что вот мне стало смешно, а теперь уж и не перечесть, сколько раз я смеялась. Вчера было гулянье. На закате солнца всюду теснились толпы нарядных людей. Пестро, красиво, похоже на цветник. И среди такого множества довольных людей я почувствовала себя счастливой. Я пишу тебе, чтоб рассказать обо всем этом; а также и о том, что отныне я обратилась в новую веру — я исповедую самоотверженную любовь к тебе. Мы с тобой как-то рассуждали о самоотверженности в любви, не очень-то хорошо понимая ее… Помолимся же вместе о том, чтобы всем сердцем в нее поверить.
6 июля 1904 г.
Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко, вернулась и вновь собираюсь уехать. У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсем взрослый и, конечно, обзавелся семьей, для которой ты так много значишь. А ты сам, какой ты стал? Я представляю себе, что лицо у тебя пополнело, плечи стали шире, а седых волос, должно быть, еще немного и, уж наверное, как прежде, твое лицо все озаряется, когда улыбка вот-вот тронет твои губы. А я? Не стану описывать тебе, как я переменилась, превратившись в старую женщину. Старую! Женщины стареют раньше мужчин, и, будь я рядом с тобою, я выглядела бы твоей матерью — и по наружности, и по тому выражению глаз, с каким бы я смотрела на тебя. Видишь, как мы были правы, расставшись вовремя. Теперь уж мы перестрадали, успокоились, и сейчас мое письмо, которое ты, конечно, узнал по почерку на конверте, явилось для тебя почти развлечением.
25 сентября 1893 г.
Мой дорогой Луи! Вот уже двадцать лет, как мы расстались… И вот уже двадцать лет, как меня нет в живых, дорогой мой. Если ты жив и прочтешь это письмо, которое перешлют тебе верные и почтительные руки,— те, что в течение многих лет пересылали тебе мои предыдущие письма, ты простишь мне,— если ты еще не забыл меня,— простишь, что я покончила с собой на другой же день после нашей разлуки. Я не могла, я не умела жить без тебя. Мы вчера расстались с тобой. Посмотри хорошенько на дату — в начале письма. Ты, конечно, не обратил на нее внимания. Ведь это вчера мы в последний раз были с тобою в нашей комнате и ты, зарывшись головой в подушки, рыдал как ребенок беспомощный перед страшным своим горем. Это вчера, когда в полуоткрытое окно заглянула ночь, твои слезы, которых я уже не могла видеть, катились по моим рукам. Это вчера ты кричал от боли и жаловался, а я, собрав все свои силы, крепилась и молчала. А сегодня, сидя за нашим столом, окруженная нашими вещами, в нашем прелестном уголке, я пишу те четыре письма, которые ты должен получить с ‘большими промежутками. Дописываю последнее письмо, а затем наступит конец. Сегодня вечером я дам самые точные распоряжения о том, чтобы мои письма доставили тебе в те числа, которые на них указаны, а также приму меры к тому, чтобы меня не могли разыскать. Затем я уйду из жизни. Незачем рассказывать тебе — как: все подробности этого отвратительного действия неуместны. Они могли бы причинить тебе боль, даже по прошествии стольких лет. Важно то, что мне удалось оторвать тебя от себя самой и сделать это осторожно и ласково, не ранив тебя. Я хочу и дальше заботиться о тебе, а для этого я должна жить и после моей смерти. Разрыва не будет, ты бы его, возможно, и не перенес, ведь тебе все огорчения причиняют такую острую боль. Я буду возвращаться к тебе,— не слишком часто, чтобы понемногу мой образ изгладился из твоей памяти, и не слишком редко, чтоб избавить тебя от ненужных страданий. А когда ты узнаешь от меня самой всю правду, пройдет столько лет (а ведь время помогает Мне), что ты уже почти не сможешь понять, что значила бы для тебя моя смерть. Луи, родной мой, сегодняшний наш последний разговор кажется мне каким-то зловещим чудом. Сегодня мы говорим очень тихо, почти неслышно,— уж очень мы далеки друг от друга, ведь я существую только в тебе, а ты уже забыл меня. Сегодня значение слова сейчас для той, которая его пишет и шепчет, совсем иное, чем для того, кто будет читать это еловой тихо произнесет «сейчас». Сейчас, преодолев такое громадное расстояние во времени, преодолев вечность — пусть это покажется нелепым,—сейчас я целую тебя, как прежде. Вот и все… Больше я ничего не прибавлю, потому что боюсь стать печальной, а значит, злой и потому, что не решаюсь признаться тебе в тех сумасшедших мечтах, которые неизбежны, когда любишь и когда любовь огромна, а нежность беспредельна.
