Нынешняя пандемия коронавируса кажется исключительным явлением в современном мире, ведь вирусного заболевания, которое бы распространилось по всей планете всего за три месяца и коснулось жизни практически всех 7 млрд людей, история не знает. Сочетание продолжительного инкубационного периода и контагиозности при отсутствии симптомов[1] называют в числе основных причин стремительного распространения вируса. Но не последнюю роль сыграла и беспрецедентная мобильность населения. Если сейчас перемещение людей (и вирусов) обеспечивают самолеты, то сто лет назад главным транспортным средством для патогенов служили пароходы и железнодорожные поезда, ускорившие сообщение естественных очагов инфекций с густонаселенными городами.
В 1910 году Китайско-Восточная железная дорога в результате стечения обстоятельств способствовала распространению одного из самых вирулентных и смертельных заболеваний – легочной чумы. Эпидемия, бушевавшая на территории Северо-Востока Китая в течение семи месяцев, унесла жизни от 60 до 100 тыс. человек, нарушила вековые традиции погребения и способствовала рождению в Китае современной эпидемиологии.
Ящик Пандоры
Инфекции сопровождают человечество со времен неолитической революции (10-8 тыс. лет до н. э.). Пока человек жил в небольших группах охотников-собирателей преимущественно в саванне, он мог случайно заражаться от диких животных через укусы насекомых или потребление инфицированного мяса, но низкая плотность населения служила основой профилактики эпидемий. С развитием сельского хозяйства и с ростом численности и плотности населения возросла вероятность заражения от одомашненных и диких животных, чью среду обитания человек приспосабливал для своих сельскохозяйственных нужд.
В середине 19-го века из Китая началась третья пандемия чумы, остававшаяся активной до середины 20-го века. Вспышки чумы наблюдались в провинции Юньнань с 70-х годов 18-го века, именно когда здесь начиналась активная урбанизация региона, подкрепляемая притоком мигрантов из других провинции для работы на открываемых медных рудниках. Потребовалось около века прежде чем местные вспышки приобрели характер эпидемии, охватив сначала соседние провинции, а после и прибрежные города провинции Гуандун. В 1894 году чума разразилась в Гонконге, откуда разнеслась корабельными крысами по всему миру, чему значительно поспособствовала модернизация морского торгового сообщения и переход на суда с паровой турбиной.
Похожее сочетание факторов привело и к эпидемии чумы в Маньчжурии в 1910 году. Во-первых, богатый природными ресурсами регион был открыт для китайской миграции лишь во второй половине 19-го века, до этого поселение ханьцев на традиционно маньчжурской территории[2] не разрешалось. Цинское правительство таким образом надеялось хоть как-то противостоять росту российского и японского влияния в регионе, а китайские мигранты из беднейших провинций пытались найти здесь лучшую жизнь и источник дохода. Во-вторых, в 1903 году Российская империя достроила Китайско-Восточную железную дорогу, южную ветку Транссибирской магистрали, проходившую через территорию Маньчжурии. Ее строительство позволяло сократить путь из Читы во Владивосток и закрепить российские интересы в приграничном регионе. Третьим же фактором стало активное присутствие человека в эндемичных по чуме районах, то есть там, где чумная палочка обитает в природе.
Суслик, ****, заразный
Первые сведения о чумоподобном заболевании в Забайкалье относятся в 60-м годам 19-го века. Как правило, вспышки наблюдались осенью, но они не становились масштабными из-за низкой плотности проживания переселенцев. Местное население бурятов и монголов давно знало о болезни и ее источнике – сибирском сурке или тарбагане, добыча которого была их традиционным промыслом.
Охота на тарбагана регулировалась правилами и обычаями, которые и помогали избегать опасной инфекции. Так, сезон охоты ограничивался полутора месяцами весной и осенью; ловили только активных зверьков на открытом пространстве, так как вялость была одним из признаков заражения. Если у охотника было подозрение, что он все-таки поймал больного тарбагана, то он проявлял ответственность и самоизолировался, дабы не заразить весь клан. Легочная форма чумы – это 100% смерть, поэтому иллюзий о чудесном исцелении не было.
Все изменилось в начале 20-го века. Оказалось, что мех тарбагана при должной окраске походит на соболиный, что определяло на него высокий спрос на крупнейших меховых рынках Европы – в Лондоне и Лейпциге. Спрос стимулировал и производство: только с 1907 по 1910 год поставки тарбагана выросли более чем в три раза — с 700 тыс. до 2.5 млн шкурок. Конечно, это потребовало и притока рабочей силы – недавних китайских крестьян из бедных провинций. Многие новоиспеченные охотники приехали из провинции Шаньдун, особенно из Чифу (современного Яньтая). Сурков они прежде не видели и тем более не слышали об опасности чумы, поэтому идея ловить ослабленных животных и разрывать их норы показалась им перспективным способом заработать.
Летом 1910 года на станции Маньчжурия собралось более 11 тыс. меховых «старателей», к осени их число сократилось, но все равно насчитывалось несколько тысяч человек. Жили охотники в скученных условиях, не соблюдая никаких правил гигиены. Первые случаи заражения на станции Маньчжурия были зарегистрированы 13 октября 1910 года, а уже через две недели чума добралась до пригорода Харбина. К концу декабря она бушевала в Чанчуне, а к февралю следующего года охватила провинцию Цзилинь и даже добралась до Шаньдуна: приезжие охотники, как полагается, вернулись домой к китайскому Новому году, празднование которого выпало на 31 января.
Государственные интересы, сожжение трупов и марлевые маски
Первые слухи о вспышке чумы вызвали в русском сообществе Харбина легкое беспокойство. Первый же случай заражения в пригороде Фуцзядянь (傅家甸), где обитали трудовые мигранты, вызвал резкую смену настроений общественных дискуссий: от теоретических рассуждений об организации противоэпидемических мероприятий к истеричным призывам принять срочные меры.
В ноябре чума добралась до китайских кварталов уже самого Харбина, однако это были по-прежнему отдельные случаи. В декабре ситуация резко ухудшилась, поэтому и российские, и китайские власти начали применять меры. Руководство КВЖД ввело карантин на всей протяженности железной дороги и организовало обсервацию больных, а из России был отправлен специальный противочумный отряд во главе с эпидемиологом Д. К. Заболотным, который прежде участвовал в ликвидации чумы в Индии и Монголии. Он же предложил гипотезу о природном резервуаре заболевания – грызунах.
Цинские власти также решили активно участвовать в ликвидации эпидемии, опасаясь, что мероприятия российской и японской администраций (Ляодунский полуостров с 1905 года управлялся Японией) подорвут и так шаткое положение в регионе. Разобраться с ситуацией отправили У Ляньдэ (伍连德), малайца китайского происхождения на цинской службе. Врач-эпидемиолог получил образование в Кэмбриджском университете и был первым в своем роде специалистом китайского происхождения.
Хотя в харбинской прессе с самого начала эпидемии природа заболевания не вызывала споров, для китайских представителей диагноз требовал подтверждения, а для этого надо было проводить вскрытие трупа, что противоречило и китайским традициям, и законам. У Ляньдэ удалось договориться о проведении аутопсии с китайским мужем умершей японки. Вскрытие подтвердило, что смерть была вызвана чумной палочкой.
Вопрос же о форме чумы – бубонной или легочной – оставался открытым, пока не стало ясно, что врачи, медсестры и санитары, работающие с больными, также подвергаются заражению. Так, и некоторые русские врачи, имеющие опыт ликвидации чумы в Индии или южных регионах России, сталкивались лишь с бубонной чумой, которую переносили блохи; по воздуху она практически не передавалась. Неэффективной оказалась и противочумная вакцина, разработанная в 1896 году учеником И. И. Мечникова – В. А. Хавкиным – во время эпидемии в Бомбее.
У Ляньдэ же сразу заподозрил воздушно-капельную передачу, настаивая на необходимости носить маску. Предположение вскоре подтвердилось скоропостижным заражением и смертью французского врача, который опрометчиво раскритиковал осторожность китайского коллеги. У Ляньдэ наладил изготовление масок из нескольких слоев марли и ваты, тем самым обезопасив сотни китайских санитаров. Усовершенствованную У Ляньдэ ватно-марлевую повязку считают прообразом маски N95. По одной из версий, именно ее использование помогло Китаю справиться с пандемией «испанского» гриппа в 1918 году.
Еще одной преградой для эффективной борьбы с эпидемией был запрет на сжигание трупов. По китайским законам единственный возможный способ захоронения – погребение в земле. У Ляньдэ потребовалось получить специальное разрешение цинского престола, которое было даровано 31 января 1911 года. Однако императорский эдикт не решал проблему противодействия местных китайцев – они по-прежнему пытались прятать трупы умерших в канах[3] и дворах от санитарных отрядов, но он хотя бы узаконил действия властей.
Сжигали не только сами тела, но и вещи умершего, и даже целые дома. Пепел хоронили в общих могилах, которые сверху засыпали раствором извести. Санитарным отрядам приходилось раскапывать и свежие захоронения жертв чумы. Маньчжурские холода не позволяли закопать тела глубоко в землю (гробов уже давно не хватало, поэтому хоронили без них), а собаки разрывали свежие могилы и разносили еще не погибшую чумную палочку по окрестностям.
Чума рядом
Жесткий карантин, массовая обсервация населения и сжигание трупов позволили предотвратить распространение чумы. Уже к середине февраля смертность пошла на убыль, а к середине марта можно было говорить о победе. В эпидемии погибло от 60 до 100 тыс. человек, включая почти тысячу медицинских работников. В апреле 1911 года в Мукдене (современном Шэньяне) провели международную конференцию, талисманом которой стал «виновник» эпидемии – тарбаган. Охота на него была запрещена императорским указом, хотя шубы из сибирского сурка до сих пор выдают за норку.
У Ляньдэ получил признание мирового медицинского сообщества и был назначен главой Маньчжурской противочумной службы в 1912 году. В 1930-е годы он возглавил Национальную карантинную службу Китайской Республики, а в 1935 году был номинирован на Нобелевскую премию по медицине за борьбу с легочной чумой.
Природные очаги чумы в Китае существуют до сих пор и находятся в 17 провинциях. Последний случай заражения был зарегистрирован в ноябре 2019 года: пара из Внутренней Монголии, полакомилась мясом тарбагана и заразилась легочной чумой. Через несколько дней появилось сообщение о третьем зараженном во Внутренней Монголии – уже бубонной чумой от съеденного дикого зайца. А еще через две недели подтвердился четвертый, также легочный случай. На данный момент информации о смерти заразившихся нет, как и новостей о других случаях заражения. Но пишут, что прошлым летом чума бушевала среди грызунов степи Внутренней Монголии…
Дополнение! Еще больше фотографий охваченного чумой Фуцзядяня, пригорода Харбина, в фотоальбоме, опубликованном в журнале Кати Князевой.
Для заглавной иллюстрации использован фрагмент обложки журнала La Petit Journal, 1911.
Вам понравилась наша статья? Поделитесь ею в соцсетях (достаточно кликнуть на иконку внизу страницы).
Если вы хотите быть в курсе наших публикаций, подписывайтесь на страницу Магазеты в facebook, vk, instagram, telegram и наш аккаунт в WeChat — magazeta_com.
Ольга, спасибо за статью! Кстати эпидемия чумы в Европе 14 века, унесшая, по разным оценкам, до 60% населения Европы, также зародилась в Китае. Активно способствовали распространению заболевания Шелковый путь и мореплавание.
Писать историческую статью об эпидемии страшной чумы в русском городе Харбине и русской КВЖД в 1910-11 гг. почти без всякого упоминания действия русской администрации и огромной работы русских врачей, это все равно что писать об эпидемии вируса в Ухане без всякого упоминания китайского здравоохранения, только по американским источникам. При том что память о русской Манчжурии стерта вообще, вместе с ликвидацией памятника на захоронении русских врачей. а ведь они лечили в основном граждан Поднебесной…
Статья интересная, на “тему дня”. Главная проблема исторических экскурсов – подход с позиции сегодняшнего дня. Поскольку в описываемое время Харбин являлся русским городом под российской юрисдикцией, то практическое неиспользование российских первоисточников немного странновато. Таковых около 2 десятков. в т.ч. как самих участников. так и написанных по воспоминаниям русских врачей. Многие из них положили там жизнь.
-в октябре 1910 вовсе не было установлено, откуда взялась чума. и основной теорией считалось завезение ее мигрантами из Гуандуна. и до сих пор это имеет место в научных кругах.
-Факт отказа от сотрудничества китайских властей Фуцзядяня и других городов, где начались массовые заболевания, недопуск в очаги, и сопротивление, очевиден. И это способствовало резкому всплеску – пику в январе 1911г.
-Административная модель борьбы с эпидемией была впервые в мире четко проведена Россией именно там и дала блестящие результаты, и через сто лет подтвердила свою определяющую значимость в сегодняшнем Китае.
-неприглашение русских харбинских врачей, вынесших основную тяжесть борьбы, на Мукденскую конференцию имеет конечно политическую причину и это прискорбно.
-У Лянь Дэ сыграл больше политическую роль в убеждении китайских властей. Что мог сделать один китайский врач в лечении огромного (35-40 тыс. ) скученного населения Фуцзядяня, когда отряды русских врачей уже по накатанному шли по участковому принципу. и основной удар получили казаки Заамурской особой погранстражи.
Сегодняшняя эффективность противочумной службы КНР создана полностью по образу и подобию советской такой службы, после эпидемий в 1945 и 1955 годах, ликвидированных советскими врачами.
Бронзовый У Лянь Дэ, стоящий сегодня в Харбине, и сегодняшняя служба, что бы могли сказать о застройке новыми кварталами тех захоронений с несгоревшими сотнями трупов в земле, не имеющими срока давности?
Если вы готовы раскрыть тему российских борцов с чумой 1910-1911 года в отдельной статье, мы ее с радостью опубликуем. Вы можете использовать те источники, которые считаете важными.
Также было бы интересно узнать об эпидемии с точки зрения японских источников. Японские врачи также принимали непосредственное участие.
Мне не близка ваша эмоциональная реакция. Чумной палочке (как и коронавирусу) все равно какой у вас паспорт. Китайские мигранты, ставшие и основными разносчиками, и основными жертвами эпидемии, также заложники неблагоприятных социально-экономических и политических процессов, которые переживала Цинская империя со второй половины 19-го века. Ехали они туда не на курорт, а в поисках пропитания для своих семей. Погибло всего от 60 до 100 тысяч человек – как правило, это были мужчины, являющиеся основным источником дохода для своих часто огромных семей, таким образом число пострадавших от чумы должны расцениваться раза в три больше.
Только среди врачей и медперсонала (в основном последние) погибло около 1000 человек, каждый из которых выполнял свой долг.
Предложенной Вами темы не существует. Если сегодня российский и китайский противовирусные отряды работают в Италии, это не значит что есть тема итальянских борцов с эпидемией. Харбин не был русской колонией как английский гонконг. это был русский город на российской территории. Поэтому таких понятий как “русское сообщество Харбина” (в 1910 году) не существует. Это всего лишь факты. Тема “Эпидемия чумы в Манчжурии” отработана. Есть тема: “помощь японского отряда в эпидемии чумы в Манчжурии”.
Американские источники, основанные исключительно на мукденской конференции, куда не допустили русских харбинских врачей, разве являются первоисточниками? Доклад У Лянь Дэ, который сам не имел никакого опыта инфекциониста, основывался на постановке работы русских харбинских врачей без всякого их упоминания (даже маски и то приписал себе).
Согласитесь, что если сегодня кто-либо (те же американцы) напишет :”Эпидемию вируса в Ухане”, не упоминая китайские источники вообще, это будет странно. и соответственной будет ценность работы.
Проблем Цинской империи статья не касалась. Снос и ликвидация памятника русским врачам на их захоронении в Харбине, это естественно воспринимается всяким нормальным человеком эмоционально. К тому же они лечили в основном граждан Китая.
мой вопрос о чумных захоронениях в районах Харбина серьезный, по теме Вашей статьи, и ответ был бы интересен с китайской позиции по китайским источникам.
Почему не использовались эти ссылки:
1) https://canvas.harvard.edu/files/97134/download?download_frd=1&verifier=bk0FjLBtm5o16V6v6T0AzGuhVfs9eWsKLjhYSPld
2) https://www.youtube.com/watch?v=oJG2lySHwL4
3) https://humus.livejournal.com/2120530.html?thread=15285586
У Ляндэ никакие маски не изобретал! Он прибыл в Харбин только в январе 1911 года, когда врачи Российской Империи уже два месяца вели борьбу с чумой! Именно российские врачи начали приеменять маски. Китайская сторона саботировала все усилия российской стороны, единственного доктора, которго пустили в Фуцзядянь, это Roger Budberg-Boenninghausen. У Ляньдэ весь опыт борьбы перенял у российских врачей! А этот Заболотный сделал так, чтобы на коференцию в Мукдене не были приглашены российские врачи, которые реально на местах боролись с чумой.
Кстати, китайцы до сих пор везде пишут, что чума пришла от русских.
Я по старинке пользуюсь scholar.google.com для поиска статей и книг. Возможно, livejournal.com – более надежный источник информации, но там нет функции “экспортировать цитату”.
Вот мой список литературы:
Benedict, C. (1988). Bubonic plague in nineteenth-century China. Modern China, 14(2), 107-155.
Flohr, C. (1996). The plague fighter: Wu Lien-teh and the beginning of the Chinese public health system. Annals of Science, 53(4), 361-380.
Gamsa, M. (2006). The epidemic of pneumonic plague in Manchuria 1910–1911, Past & Present, 190(1), 147–183.
Summers, W. C. (2012). The great Manchurian plague of 1910-1911: The geopolitics of an epidemic disease. Yale university press.
ZHANG, Z., LI, Z., TAO, Y., CHEN, M., WEN, X., XU, L., TIAN, H. and STENSETH, N.C. (2007), Relationship between increase rate of human plague in China and global climate index as revealed by cross‐spectral and cross‐wavelet analyses. Integrative Zoology, 2: 144-153.
Zhang, Z., Li, Z., Tao, Y., Chen, M., Wen, X., Xu, L., & Stenseth, N. C. (2007). Relationship between increase rate of human plague in China and global climate index as revealed by cross‐spectral and cross‐wavelet analyses. Integrative Zoology, 2(3), 144-153.
Lien-Teh, W., & Tuck, G. L. (1913). First report of the North Manchurian plague prevention service. Epidemiology & Infection, 13(3), 237-290.
Xu, L., Liu, Q., Stige, L. C., Ari, T. B., Fang, X., Chan, K. S., … & Zhang, Z. (2011). Nonlinear effect of climate on plague during the third pandemic in China. Proceedings of the National Academy of Sciences, 108(25), 10214-10219.
Чапыгин, И. В. (2014). Русские на территории Маньчжурии и в полосе КВЖД (XVII-начало XX века). Преподаватель ХХI век, 2(1).
Михель, Д. В. (2008). Чума и эпидемиологическая революция в России: 1897-1914. Вестник Евразии, (3).
Lynteris, C. (2018). Plague Masks: The Visual Emergence of Anti-Epidemic Personal Protection Equipment. Medical anthropology, 37(6), 442-457.
Armelagos, G. J., & Dewey, J. R. (1970). Evolutionary response to human infectious diseases. BioScience, 20(5), 271-275.
Lynteris, C. (2013). Skilled Natives, Inept Coolies: Marmot Hunting and the Great Manchurian Pneumonic Plague (1910–1911). History and Anthropology, 24(3), 303-321.
Lee, K. H., Wong, D. T. K., Ho, T. M., & Hoong, N. K. (2014). Dr Wu Lien-teh: modernising post-1911 China’s public health service. Singapore medical journal, 55(2), 99.
Liu, H., Jiao, M., Zhao, S., Xing, K., Li, Y., Ning, N., … & Hao, Y. (2015). Controlling Ebola: what we can learn from China’s 1911 battle against the pneumonic plague in Manchuria. International journal of infectious diseases, 33, 222-226.
Li, D., & Li, N. (2013). Moving to the Right Place at the Right Time: The Economic Consequence of the Manchuria Plague of 1910-11 on Migrants.
Ratmanov, P. E. (2017). Manchurian Plague of 1910–1911 in newspaper cartoons (part 1). History of Medicine, 4(2), 134-145.
Ratmanov, P. E. (2017). Manchurian Plague of 1910–1911 in newspaper cartoons (part 2). History of Medicine, 4(3), 243-252.
К сожалению, у меня не было возможности проводить полевые исследования в Харбине 1910-1911 года, поэтому не могу сослаться на собственные наблюдения. Но по тем источникам, вероятно менее надежных, чем ваши, данные немного другие:
1. У Ляньдэ прибыл в Харбин 24 декабря 1910 года.
2. Российские врачи и власти принимали меры, определенно, но даже карикатуры в русских изданиях Харбина говорят, что не все там было идеально. Заболотный также приехал в конце декабря, а до его приезда меры неадекватные.
3. Вероятно, У Ляньдэ купил стень в Кэмбридже, но по вышеуказанным источникам образование он все-таки получил.
4. Почему не все российские врачи не были приглашены на конференцию, я точно не знаю. Определенно, что там были какие-то внутренние разборки.
5. Рожер Александрович Беннингхаузен-Будберг (Roger von Bönninghausen-Budberg) был на русской службе. У Ляньдэ писал про французского врача Mesny, который смеялся над его идеей носить маску, а потом скоропостижно скончался. По русским источником, это был русский врач Хавкин, который, к счастью, не заразился.
6. Китайцы знают о существовании естественного очага чумы на территории Внутренней Монголии, как и в других провинциях. К счастью, противочумная служба в Китае работает эффективно.