Обряды первой декады нового года в Китае

Продолжаем публиковать отрывки из книги «Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год» в рамках недели Китайского Нового года в Магазете

В первые дни года каждому приходилось следить за своей речью. Запрещалось браниться и произносить всякие слова с «неприятным» смыслом, поминать смерть, демонов и целый ряд животных — лису, дракона, тигра, змею, слона и пр. Если дети случайно нарушили какое-нибудь словесное табу, им вытирали рот красной материей с жертвенного стола или бумажными деньгами. В Сычуани для этой цели просто вешали на грудь красную тряпицу. Для пущего спокойствия нередко вывешивали надпись: «Слова женщин и детей не считаются». Гуандунские хакка особенно опасались мяуканья кошки, которое напоминало выражение «не иметь». Гуандунцы придавали наибольшее значение запретам на слова в 3-й день. С утра к дверям дома приколачивали лист красной бумаги с надписью «красный рот», служившую эвфемизмом выражения «запрет говорить». Многие уходили на охоту, как бы «посылая бранные слова дичи и зверям». Жители о-ва Хайнань в этот день ели пищу, оставшуюся от встречи Нового года, или мясо и рыбу, завернутые в листья горчицы. Считалось, что от соблюдения табу в этот день зависит счастье всего года.

Приятное безделье, которое на несколько дней приносили новогодние празднества, не избавляло от необходимости зорко охранять свое будущее счастье. В это время нужно было соблюдать множество особых правил поведения, чтобы не прогневить гостивших на земле богов и заложить основы для преуспеяния в новом году. Поскольку никто в данном случае не мог чувствовать себя застрахованным от промахов и упущений, многие уповали на Цзян-тайгуна — образцового сановника древности, который в роли божества приобрел способность отвращать всякие беды. В первые дни года почти в каждом доме вывешивали портрет Цзян-тайгуна или бумажку с надписью: «Тайгун здесь!» Существовали и специальные картинки-обереги на случай нарушения того или иного из многочисленных предписаний.

Множество запретов касалось хозяйственных дел. С давних времен в Китае повсеместно запрещалось в первые три дня года убирать пыль и топить очаг хворостом, который на этот период превращался в символ богатства (по этой же причине в новогоднюю ночь зачастую вносили в дом охапку хвороста; заметим, что слова «хворост» и «богатство» в китайском языке обладают фонетическим созвучием). Не разрешалось также отдавать на сторону огонь и воду, ибо и то и другое ассоциировалось в Китае с богатством. Недаром, по китайским поверьям, увидеть во сне воду означало разбогатеть в скором будущем. Жители Нанкина даже в обычное время не давали незнакомым людям огня и воды из своего дома, опасаясь, что незнакомец колдун, который вместе с этими дарами украдет их счастье. Суеверные хозяйки на Новый год не выливали помоев из страха облить ими витающих вокруг божеств, которые в отместку заставят их после смерти вечно глотать помои в аду. На значение воды как счастливого символа указывает распространенный в некоторых местностях обычай «захвата воды» в новогоднюю ночь. Так, в Цзяньчуани (Юньнань) с первыми петухами (возвещавшими о наступлении Нового года) люди бежали к колодцу или ближайшему ручью и пили из них. Считалось, что тот, кто выпьет воды первым, преуспеет в жизни больше всех. Аналогичный обряд существовал и в Гуандуне. Крестьяне уезда Данъян (провинция Хубэй) соблюдали запреты, касавшиеся воды, в течение трех дней после проводов Цзаована — Малого Нового года. Согласно местному поверью, таким способом можно было предотвратить дожди на время уборки урожая.

Прежде в первые дни года не выносили из дома и нечистоты. В средневековом Китае был распространен обычай бросать в выгребную яму человеческую фигурку и колотить палкой по нечистотам, приговаривая: «Жу юань!», т. е. «Как пожелаю!» Происхождение этого обычая объясняется в старинной легенде о купце Оумине, который сумел получить в дозны дочь подводного царя-фею по имени Жуюань. С тех пор, чего бы ни захотел Оумин, всего у него было в избытке. Но со временем Оумин разлюбил свою жену, и однажды в новогоднюю ночь она исчезла в нечистотах. Обычай призывать в Новый год Жуюань давно канул в Лету, но отождествление нечистот с кладом в новогодний период кое-где прочно укоренилось в народном сознании. Например, в Фуцзяни нечистоты скрытно выносили в глухое место лишь на 5-й день года, а взамен приносили домой камень. Это называлось «добыть сокровище».

В Новый год приходилось соблюдать и множество других запретов: передвигать мебель, заклеивать порванную бумагу на окнах, варить еду в большом котле, держать посуду пустой, жечь старые свечи, давать взаймы деньги, окликать свистом человека и т. д. Плохой приметой считалось разбить посуду. В таких случаях, как и у нас, было принято говорить, что это к счастью. Не следовало и пачкать одежду. В Южном Китае, чтобы отвести беду, пятна на одежде терли стеблями риса нового урожая.

Почти всю первую неделю года женщины не могли заниматься рукоделием: первые два дня — чтобы «не уколоть глаза божеств», в 3-й день, считавшийся «вдовьим»,— чтобы не овдоветь рано, в 5-й — чтобы избежать разорения, в 6-й или 7-й день, считавшийся «сиротским», — чтобы не потерять рано родителей. Жители Гуйчжоу верили, что, если в новогодний период с котла не снимать крышку, летом в доме не будет мух. По этому поводу они рассказывали следующую забавную легенду. Когда-то мухи получили от Небесного владыки звание Духов пяти ароматов. Случилось однажды, что очередной Небесный повелитель, не любивший мух, упразднил их ведомство в Небесном дворце. Однако с исчезновением мух пропал и вкус у всякой пищи. Люди перестали есть и начали вымирать. Пришлось Небесному владыке вернуть мухам жизнь и даже позволить им расплодиться в неимоверном количестве.

Разумеется, на Новый год нужно было помнить не только о всякого рода специальных запретах. В такое время каждое дело, даже самое прозаическое и обыденное, было исполнено особой значимости, когда к нему приступали впервые. Так, жители Цзянсу, прежде чем произнести первые в новом году слова, съедали жужуб, чтобы отвести возможное несчастье.

Когда во 2-й день года из колодца доставали первое ведро воды, совершали поклонение Богу колодца. Ученые люди, прежде чем впервые начать писать в новом году, предусмотрительно наносили на бумагу «счастливые» иероглифы и благопожелания, что называлось «пробовать волос кисти». Крестьяне, прежде чем заняться вновь своими фруктовыми деревьями, освещали их факелами и вешали на них ленты из красной бумаги. Владельцы бань, открывая свои заведения, приносили в жертву цыпленка и т. д.

Конечно, в Новый год хотелось узнать, что сулит наступающий год. Крестьяне старались угадать, будет ли наступивший год урожайным. Широко распространены были разного рода гадания по погоде, особенно в 1-й день года. Например, в Восточном Китае верили, что северо-западный ветер в этот день предвещает недород, а северо-восточный — обильную жатву.

В народе издавна связывали первые десять дней года с теми или иными домашними животными или культурными растениями. Так, 1-й день считался днем петуха, 2-й — собаки, 3-й — свиньи, 4-й — утки, 5-й«— быка, 6-й — лошади, 7-й — человека, 8-й — зерна, 9-й — фруктов, 10-й — овощей. Ясная, теплая погода в эти дни считалась благоприятной для соответствующих существ и растений.

Большой популярностью пользовалось гадание по бобам. Так, в Сычуани накануне Нового года в миску с водой клали 12 бобов, символизировавших 12 месяцев. В 1-й день года по тому, как набухали бобы, гадали о дождях: чем больше увеличился в размере боб, тем больше выпадает дождей в соответствующем ему месяце. Вот еще несколько способов гадания об урожае, распространенных в Северном Китае. В новогоднюю ночь во дворе зажигали сноп травы и смотрели, в какую сторону он упадет: куда завалится сноп — там на полях родится хороший урожай. Во время поклонения божествам на жертвенный стол ставили блюда с определенным количеством зерна. После завершения обряда блюда взвешивали вновь, и, если они вдруг прибавляли в весе, это считалось приметой хорошего урожая. В Хунани аналогичным образом гадали о том, будет год засушливым или дождливым, взвешивая меру воды, взятую из ближайшего ручья. Во многих местностях во время новогодней трапезы часть еды со стола давали собаке, и того, что она съедала в первую очередь, ожидалось в новом году в достатке. Жители Сучжоу в новогоднюю ночь раскладывали провизию у мышиной норки, и, если к утру мыши все съедали, считалось, что год будет голодным. Горожане большей частью обращались к услугам многочисленной армии профессиональных гадателей, которые не только предсказывали судьбу, но и принимали меры для предотвращения ожидаемых несчастий.

Разумеется, в Новый год крестьяне Китая повсюду прибегали к различным магическим обрядам, призванным обеспечить плодородие. Вот один из таких обрядов, бытовавший в деревне Цзянмэйсян (уезд Тайшань, провинция Гуандун). Перед встречей Нового года жители деревни выносили за ворота домов цветущие ветви деревьев. На рассвете следующего дня некоторые члены семьи под грохот гонгов шествовали к воротам, выкрикивая: «Добрые всходы! Доброе зерно!» Стоявшие за воротами люди кричали в ответ: «Добрые всходы! Доброе зерно!» — и вносили ветви во двор.

Долгом всех взрослых мужчин, за исключением, пожалуй, старейших, было нанести в первые дни года визиты родственникам и друзьям и поздравить их с праздником. В деревнях, как правило, все односельчане посещали друг друга. Почтенные же горожане, имевшие широкие связи в обществе, были обязаны поздравить с Новым годом так много людей, что навестить их всех лично они были практически не в состоянии — в отношении подавляющего большинства знакомых они ограничивались посылкой специальной визитной карточки, на которой были проставлены имя ее владельца и краткая поздравительная надпись: «Почтительно поздравляю с Новым годом и с новым счастьем. Низко кланяюсь»; иногда рядом помещали изображение «новогодней яшмы» или другие благопожелательные символы. Визитные карточки вошли в быт служилых людей Китая с XI в., первоначально, по-видимому, в районе нижнего течения Янцзы. Традиционно эти карточки изготовляли из красной бумаги, в XX в. получили распространение карточки белого цвета. Их опускали в висевший у ворот дома специальный мешок с изысканно лаконичной надписью, в которой хозяин благодарил визитеров за хлопоты и просил прощения за то, что не может принять их. В Гуйчжоу карточки просто прикрепляли к дверям. Посетители, желавшие лично поздравить хозяина, передавали ему свою карточку через слуг и дожидались письменного ответа. Отказ хозяина от встречи, если только гости не были его близкими родственниками, не считался нарушением приличий. Но если он принимал гостя, он должен был нанести ответный визит. Разумеется, младшие родственники и подчиненные навещали старших и начальников первыми.

В старом Китае чиновники, служившие вместе в одной канцелярии, в избранный ими «счастливый» день собирались для совершения специальной церемонии новогодних поздравлений. Глава канцелярии, кланяясь на север, чествовал императора, затем принимал поклоны своих подчиненных и сам поздравлял их с Новым годом. Такие же церемонии устраивались в торговых домах, ремесленных мастерских и даже на промышленных предприятиях.

Приходить с поздравлениями полагалось в новом платье, которое многие горожане брали напрокат. Первому выезду, как и «первому выходу», придавалось особое значение. Оступиться, выходя за ворота, встретить по пути женщину и особенно монаха считалось плохой приметой. Войдя в чужой дом, гость сначала отбивал поклоны семейным алтарям хозяина, а потом ему самому, если тот принадлежал к старшему поколению родни. Новогодний визит обязательно сопровождался вручением подарков, обычно одежды, но также и провизии, имевшей символический смысл: новогодних пирожных, фруктов и сладостей, уложенных в лакированные коробки. Зажаренные целиком утки или куры означали пожелание изобилия. Правила вежливости предписывали хозяину принять только часть даров, сославшись на чрезмерную щедрость гостя. Этот обычай имел свои преимущества: отвергнутые подарки можно было преподнести другому лицу. Если подарки приносил посыльный, его следовало вознаградить и послать в ответ «счастливые деньги» — вложенные в специальные конверты листки бумаги с благопожелательной символикой и надписями: «великая удача», «великая прибыль», «двойная радость» и т. п.

В приветствиях гостя, обращенных к хозяину, обычное новогоднее поздравление «Синь си!» — «С новым счастьем» дополнялось пожеланием удачи в зависимости от рода занятий хозяина: чиновникам желали высоких чинов, купцам — богатства, крестьянам — богатого урожая. Гостей угощали различными сладостями, фруктами и чаем. В Хунани гостям предлагали два бетелевых ореха, символизировавшие деньги юаньбао. Родственников же не отпускали, не накормив прежде плотным обедом, а отказ от обеда наносил тяжкое оскорбление хозяевам.

В старом Китае женщинам запрещалось делать визиты в течение первых пяти дней нового года. Спустя это время замужние женщины первым делом посещали родительский, дом. В Северном Китае это происходило чаще всего 6-го числа, в Маньчжурии — даже позже, но не в 7-й иди 8-й день в соответствии со старинным правилом: «Седьмого не выезжают, восьмого не возвращаются». Однако дочери, находившиеся замужем первый год, приезжали в гости к родителям уже на 2-й и 3-й день. В последний раз в своей жизни они кланялись алтарям родного дома, а затем принимали участие в торжественном семейном обеде. Молодые мужья тоже были обязаны посетить родственников своих жен, причем в Гуандуне прежде существовал обычай поить их допьяна во время этих визитов.

На 2-й день года в Северном Китае совершали поклонение Богу богатства — Цайшэню. Как уже говорилось, боги богатства составляли многочисленную категорию божеств китайского народного пантеона и играли исключительно важную роль в религиозной жизни китайцев. По этой же причине, хотя Цайшэня, или, как его звали в просторечии, Почтенного бога богатства, почитали почти в каждом доме, в особенности в купеческом, ибо он слыл покровителем коммерции, ею иконография была на редкость разнообразна. В качестве семейного покровителя он мог фигурировать под именами ряда родственных божеств, например: Бога богатства, прибавляющего счастья (Цзэнфу цайшэнь), Бога счастья, собирающего сокровища (Цзюйбао фушэнь), Бога богатства, исполняющего желания (Жуй цайшэнь), и пр. В частных домах Бога богатства зачастую изображали в паре с его супругой — Матушкой богатства (Цай му). Как правило, Цайшэнь представал в окружении двух или четырех служителей, а в ногах божества стоял волшебный таз изобилия, доверху наполненный драгоценностями.

Среди многих ипостасей Бога богатства большой популярностью пользовался Бог Темного алтаря (Сюаньтанынэнь), известный как Владыка Севера. Его прототипом во многих местностях считался легендарный маг древности по имени Чжао Гунмин. Вместе с тем в Северном Китае бытовало поверье, что этот бог, имевший темное лицо и ездивший верхом на черном тигре, был родом из мусульманских купцов Запада и ему нельзя подносить свинину , Во всяком случае, мусульманский купец с «драгоценной лошадью» в руках — очень популярная фигура в свите Бога богатства. В ряду божественных покровителей богатства всеобщим признанием пользовался также бог Гуаньди — обожествленный полководец древности Гуань Юй. Обычно Гуаньди изображали в сопровождении двух богов богатства, двух мифических военачальников, облаченных в одеяния гражданского и военного чиновников.

В публичных храмах Цайшэнь представал обычно в пяти ипостасях, зачастую отличавшихся воинственной и даже демонической природой. Так, на севере Китая их часто представляли в образах пяти братьев-удальцов, которые грабили богачей, отдавая награбленное бедным, а кроме того, вечно домогались чужих жен и невест. В Центральном Китае Пять богов богатства (их называли там Утуншэнь или Ушэнь) восходили к демоническим божествам, культ которых власти пытались запретить. Сходные истоки имел распространенный в Северном Китае культ «малых богов богатства», или, как их называли в окрестностях Пекина, «варварских духов» (хушэнь), которых отождествляли в народе с лисой или ежом, реже — со змеей, мышью, волком. «Варварским духам» могли поклоняться и дома, и в посвященных им кумирнях, причем поклонялись им обычно через посредничество медиумов.

Существовали и другие региональные разновидности культа Цайшэня. Так, в Шаньдуне в роли Бога богатства нередко выступал Чжункуй. В провинциях Цзянсу и Чжэцзян большой популярностью пользовались близнецы Хэ Хэ. В Сычуани Бога богатства изображали по подобию божественных стражей ворот и называли его Бодхисаттва Бог богатства (Цайшэнь пуса). В Юньнани сохранился необычный культ Бога богатства как Дракона в котле (Холун цайшэнь). Представляли этого бога в двойственном образе мужчины и женщины, одетых в старинные доспехи, а культом его ведали женщины-медиумы, плясавшие и певшие эротические песни перед его изображением. Непредвиденные доходы семьи рассматривались как награда бога за это представление. Тут надо отметить, что Боги богатства разделялись на две категории: одни были ответственны за регулярные доходы людей, другие распоряжались доходами случайными; к числу последних принадлежал прежде всего тигр — божественный патрон азартных игр.

В частных домах на севере страны Цайшэня чествовали перед рассветом 2-го дня в соответствии с общепринятым порядком: отбиванием поклонов перед киотом бога и столиком, уставленным жертвенными яствами и украшенным цветами, ветками кипариса и сосны, сожжением жертвенных денег, возжиганием благовоний и обновлением изображения божеств. В Центральном и Южном Китае божествам богатства поклонялись 5-го числа, спустя день после встречи богов-покровителей. В Чжэцзяне в жертву Богам богатства, известным в этом регионе Китая под именем Богов пяти дорог (Улушэнь), подносили свиную голову, курицу, сырую рыбу и горки новогоднего пирожного, украшенные сверху цветами сливы и фигуркой Мальчика, привлекающего богатство. Нередко на жертвенный стол ставили вазу с живыми рыбками, которых потом отпускали на волю, совершая популярный в Китае обряд «освобождения живности» (фаншэн). В Сучжоу в честь Богов дорог на жертвенный стол клали нож с щепоткой соли, что называлось «приходящим в руку». Местные жители в этот день дарили друг другу свежие овощи, завернутые в красную бумагу (слово «овощи» в китайском языке омоним слова «богатства»). Фуцзяньцы клали под курительницу на жертвенном столе три листа красной бумаги с надписями: «Бог богатства», «Бог радости», «Небесный чиновник, дарующий счастье». Затем эти листы вешали на стену у алтаря.

В день чествования Бога богатства его храмы повсюду становились местами массового паломничества. Протиснувшись к могущественному идолу, окутанному клубами благовонного дыма, люди просили его покровительства и потом гадали о своей удаче в новом году. Во многих местностях существовал обычай «брать взаймы» немного жертвенных денег из храма, причем на следующий год полагалось отдать Богу богатства проценты с взятой суммы. В Южном Китае из пушки, установленной перед храмом, стреляли в воздух деревянным шаром, и тот, кому доставался этот шар, мог рассчитывать на удачу в течение года. Помимо прочего день поклонения Цайшэню был днем благотворительности. В Пекине на рассвете группы нищих, стоя перед воротами купеческих домов, пели здравицы их обитателям, а толпы обездоленных, калек и больных преграждали вход в храм Бога богатства, выпрашивая милостыню. В Чэнду нищие просили подаяния, приняв облик Цайшэня: лица их были вымазаны желтым порошком, на голове шапка из черной бумаги, в руках жезл (непременный атрибут Бога богатства) и корзинка в красной бумаге, напоминавшая таз изобилия Цайшэня.

Своеобразной параллелью к встрече Бога богатства был обряд проводов Демона бедности по прозвищу Сюйхао (букв. «Пустота и убыток»). Впервые о нем упоминает источник VII в., в котором Демон бедности отождествляется с беспутным сыном мифического царя древности Чжуаньсюя. Этот юноша любил носить рваное платье, ел рисовый отвар и умер прямо на улице. «С тех пор,— заявляет хронист,— из поколения в поколение в этот день готовят рисовый отвар, выбрасывают рваную одежду и молят на улице об изгнании бедности». По сообщениям других средневековых источников, в последний день 1-го месяца от Демона бедности могли избавляться, утопив мусор а тряпье в реке. Напомним, что конец 1-го месяца знаменовал в древности окончание новогоднего периода. В некоторых местностях провинции Хунань сохранился обычай в последнюю ночь месяца освещать двор факелами, чтобы окончательно изгнать демонов бедности, — обычай, широко распространенный в древнем Китае.

Проводы Демона бедности китайцы давно уже устраивают в первые дни года, хотя жители различных районов делают это в разное время и в разных формах. Обычно изгнание Демона бедности связывалось с первой в новом году уборкой дома или по крайней мере выносом мусора. Так, гуандунцы совершали этот обряд в 3-й день года, когда они подметали в доме полы, выносили мусор в безлюдное место и там сжигали его, приговаривая: «Бедность, уйди! Богатство, приди!». Местные жители не гуляли в этот день, по улице, опасаясь, что высланные из домов демоны бедности перейдут на них. Гуандунские хакка на 3-й день сжигали весь мусор, а потом топили его, рассказывая по этому поводу следующую легенду. Жил однажды некий бедняк, по фамилии Яо и прозвищу Слепец. Был он так беден, что вдвоем с женой не мог прокормиться, и тогда жена его ушла жить к богачу. Однажды в канун Нового года Яо Слепец пришел навестить свою бывшую жену, и та дала ему десять новогодних пирожных, а в каждое пирожное вложила по серебряной монете. Но на обратном пути Яо Слепец растерял свое богатство, а придя домой, замерз в новогоднюю ночь. Через два дня его бывшая жена пришла к нему в гости. Обнаружив в доме труп мужа-неудачника, она решила, что ее могут обвинить в убийстве, сожгла дом вместе с телом, а останки выбросила в реку, совершив на берегу поклонение и произнеся заклинание: «Дух бедности, изыди! Дух богатства, приди! Год от года пусть множатся сокровища! День за днем пусть растут богатства!» Видя, что бывшая жена бедняка разбогатела, люди последовали ее примеру и стали устраивать в 3-й день года проводы Демона бедности.

О разнообразии форм изгнания Демона бедности в Китае можно судить по приводимым ниже примерам. В Лояне еще в прошлом столетии этот обряд совершали в новогоднюю ночь: в самом грязном углу дома ставили зажженные курительные палочки, чашку с «новогодним рисом» и жгли жертвенные деньги. Затем рис и пепел выносили на улицу и разбрасывали по земле. В Шуйчжоу (провинция Цзянси) каждая семья во главе с местным колдуном выносила к реке соломенную фигурку человека в бумажной одежде, сжигала ее и бросала пепел в воду. Иногда по воде пускали импровизированную лодку с жертвенной едой — обычай, зафиксированный еще в IX в. В Шэньси на 5-й день выносили за ворота фигурку человека. В соседней провинции Шаньси существовал обычай на 5-й день вырезать из бумаги фигурку женщины с веником в руках и дорожным мешком на плече. Эту фигурку торжественно выносили за ворота с возгласами: «Провожаем демона пяти видов бедности» — и затем сжигали. Под пятью видами бедности обычно подразумевали скудость знаний, друзей, учености и воспитания, а также короткую жизнь. Другое бытовавшее в провинции Шаньси название фигурки женщины — «сноха бедности». На 5-й день мальчики ходили с ней по улицам и кричали: «Меняю сноху! Меняю сноху!», тем самым как бы отдавая семейное лихо другому дому. Интересно, что окрестные крестьяне собирали оставшийся после сожжения фигурок пепел и разбрасывали его (в качестве своеобразного оберега) на своих полях. В этой связи можно упомянуть о распространенном в Северном Китае обычае приносить в дом пепел сожженных во время проводов Демона бедности жертвенных денег, что называлось «подобрать Бога богатства». Подразумевалось, очевидно, что дух бедности изгонялся огнем и то, что оставалось, могло, таким образом, принести счастье.

Как явствует из описанных выше обрядов, 3-й и 5-й дни также имели особое значение в календаре новогодних празднеств китайцев. Так, 3-й день года по всему Китаю был известен также как день «Малого Нового года». Во многих районах Северного и Центрального Китая его отмечали посещением семейных могил, проводами божеств и духов предков, сожжением новогодних денег, вывешенных у ворот. Гуандунцы дарили друг другу новогоднее пирожное и апельсины. Разумеется, в этот день следовало строго соблюдать различные религиозные запреты.

5-й день по всему Китаю знаменовал окончание собственно новогоднего периода, в частности новогодних визитов. В этот день убирали блюда с «новогодним рисом» и плодами, а также подношения на семейных алтарях, что называлось «разбить пятерку» (по у). Со следующего дня купцы возобновляли торговлю в лавках. Вместе с тем 5-й день считался неблагоприятным для какой бы то ни было деятельности. В Северном Китае в этот день готовили пельмени. Впрочем, обряды, символизировавшие окончание новогоднего периода, могли иметь место и позднее. Например, в провинции Хунань новогодние пиршества продолжались в течение 12 дней, после чего остатки еды выбрасывали на улицу, что называлось «отбросить старое, принять новое». Кроме того, окончание обрядов встречи Нового года отнюдь не означало окончания разного рода увеселений. После 5-го числа наступало время праздничных пиршеств, так называемых приглашений на весеннее вино. В богатых домах такие пиршества могли устраивать до конца 2-го месяца.

Своеобразно отмечался 5-й день года в Юго-Западном Китае, где он слыл «днем демонов». Жителя провинций Юньнань и Сычуань ожидали в этот день прихода духов предков, точнее, их безличной, «животной» души, той самой, которая являлась в дом вскоре после смерти человека и могла погубить живых. В этот день принимали меры для того, чтобы защитить себя от веяний смерти. Пищу готовили и раскладывали по чашкам заблаговременно, котел же плотно накрывали крышкой и клали на нее кусок угля, чтобы нечистые веяния не могли проникнуть внутрь.

Определенное значение имел и 7-й день 1-й декады. Поскольку он считался днем человека, ясная погода в этот день была предзнаменованием жизненного благополучия в наступившем году. День человека повсюду отмечали молениями богам, которым в Центральном и Южном Китае подносили отваренные в сладкой воде шарики из рисовой муки. В период средневековья в Китае существовал — обычай есть в этот день похлебку из семи видов диких трав. Обычай этот сохранился в некоторых районах Гуандуна. Интересно, что в гуандунском уезде Янцзян часть жителей в 7-й день ограничивалась поклонением божествам, другие же ели дикорастущие корнеплоды, а жертв богам не приносили. В Хубэе в этот день ели шпинат, в южной части провинции Фуцзянь — овощи, смешанные с отборным рисом. Эту обрядовую еду фуцзяньцы называли «семью драгоценностями».

Нечистая сила, угрожавшая людям в день человека, для населения Центрального Китая персонифицировалась в образе птицы-демона по прозвищу Гуйчэняо, ассоциировавшейся со скопой. Крик Гуйчэняо в эту ночь был предвестием беды. Чтобы уберечься от демонической птицы, в домах крепко запирали двери, гасили огни и колотили палкой по постели. Считалось, что ее особенно привлекали человеческие ногти, поэтому днем их стригли и зарывали во дворе. Особые меры предосторожности принимали в отношении детей, ибо бытовало поверье, что от прикосновений Гуйчэняо на их теле появлялись язвы и нарывы.

В 8-й день — день звезды — в большинстве районов Китая (в некоторых местностях 18-го числа) совершали поклонение звездам, ибо звезды и созвездия виделись китайцам обителями духов и героев, способных, несмотря на их удаленность от Земли, постоянно влиять на судьбы людей. Ясное небо в ночь 8-го числа-считалось предзнаменованием хорошего урожая, однако в широком смысле культ звезд, имевший очень древние корни, связывался с пожеланиями благоденствия и долголетия. В честь звездных божеств, которые, согласно распространенному поверью, в эту ночь сходили на землю, во дворе устанавливали лицом к северу стол с бумажными изображениями звездных богов и циклических знаков календаря. В жертву подносили две-три сладкие рисовые лепешки, однако главным атрибутом ритуала были особые лампадки — наполненные ароматным маслом крохотные бумажные плошки с красным или желтым фитилем. В богатых пекинских домах в тот момент, когда глава семейства принимался отбивать поклоны звездам, на жертвенном столе и вокруг него зажигали сразу 108 плошек. Значение этой цифры не совсем ясно. С одной стороны, она заставляет вспомнить о «108 страстях и заблуждениях» или «108 ударах в колокол» в буддийской традиции. С другой стороны, она равняется сумме 12 месяцев, 24 полумесячных периодов (ци) и 72 пятидневок (хоу) в китайском лунном году. Воздав почести всем звездным богам, старший мужчина кланялся своей «счастливой» звезде, покровительствовавшей ему при рождении. Остальные мужчины также поочередно поклонялись «счастливым» звездам, зажигая по три импровизированных лампадки и нередко гадая о своей удаче по силе пламени. Иногда молившиеся зажигали столько плошек, сколько исполнилось им лет, или на одну больше. Женщинам не разрешалось ни поклоняться звездам, ни присутствовать при исполнении обряда.

В провинции Цзянси сохранялся обычай в 8-й день 1-го месяца варить кашу из рисовой муки и восьми видов овощей, которую называли «кашей восьми драгоценностей».

Два последних дня 1-й декады, посвящавшиеся фруктам и овощам (или бобам), тоже занимали определенное место в календаре новогодних обрядов. Так, 9-й день повсеместно праздновался как день рождения верховного небесного правителя — Яшмового императора (Юйхуана). В Восточном Китае 9-й день года считался днем Неба, а 10-й днем Земли и сопровождался поклонениями божественному покровителю местности Тудишэню. Жители провинции Хэнань считали 10-й день года днем камня (слова «десять» и «камень» в китайском языке омонимы). В этот день запрещалось трогать камни или заготовленные из камня предметы, например каменную ступку. Этот день слыл также днем каменной бабы, и бытовало поверье, что женщинам, которые берутся в такой день за шитье, угрожает бесплодие. Существовал обычай в 10-й день есть пампушки, что называлось «падением десятки» (или камней?) и символизировало «оседание» Богатства в доме. В поверьях, связанных с днем камня, нетрудно разглядеть пережитки древнего культа камней. В провинции Гуандун 9-й и 10-й дни года считались соответственно днями воинов и разбойников (в народном сознании не так уж далеко отстоявших друг от друга). Во многих семьях гуандунцев хозяйки в 10-й день срезали ножом сажу с котла, приговаривая: «Отрезаю ноги разбойников».

Подробнее о книге «Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год»

Р. Ш. Джарылгасинова, М. В. Крюков отв. редакторы
Издательство «Наука» 1985 г.

Эта коллективная монография представляет собой первое в советской и мировой науке исследование обычаев и обрядов, связанных с праздником Нового года у китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев. Книга написана как на литературных источниках, так и на полевых материалах, собранных авторами в изучаемых странах — КНР, МНР, КНДР, Японии. На большом фактическом материале монографии решаются теоретические проблемы календарной обрядности, выявляются функциональная направленность обычаев и обрядов, древняя символика игр, развлечений, историко-культурное взаимодействие и типологическая общность.

Книга в магазине OZON