Перевод: “Мандариновый фонарик” Бин Синь

Представители движения за новую культуру в Китае середины 1910-х и 1920-х годов выступали против традиционных конфуцианских устоев и предпочитали следовать мировым стандартам в создании своих произведений. В частности, писатели предлагали сделать литературу более “народной”, то есть живой и доступной. Среди известнейших авторов того времени, наряду с Мао Дунем, Лао Ше и Лу Синем, своими работами прославилась писательница Бин Синь. Специально для читателей Магазеты Елена Нечаева перевела с китайского языка её рассказ «Мандариновый фонарик».

Бин Синь. Источник: 搜狗百科
Также на русском языке её имя иногда записывают как Бинсинь, потому что этот псевдоним дословно означает “ледяное сердце”.

Бин Синь (冰心, 1900-1999) – китайская писательница, поэтесса, переводчица (настоящее имя – Се Ваньин, 谢婉莹), представительница движения за новую словесность, отстаивавшего идею перехода в литературе от классического языка вэньянь к живому, разговорному байхуа. Творческий путь Бин Синь начался в 1919 г. с рассказа «Две семьи». В 1926 г. вышли в свет «Письма маленьким читателям» о жизни писательницы в США (1923-1926). Этот сборник закрепил за Бин Синь имя основателя детской литературы Китая.

Особый мир детства раскрывается и в эссе «Мандариновый фонарик» (1957). Описываемые в нем события отсылают к 1945 г. – после изнурительной национально-освободительной борьбы против Японии начался новый этап гражданской войны, которая закончилась лишь в 1949 г. провозглашением Китайской Народной Республики. В «Мандариновом фонарике» прослеживается оригинальный лирический стиль письма Бин Синь, нежность ее пера в раскрытии образа главной героини – маленькой, но не по годам сильной девочки – и гражданская позиция самой писательницы, вложившей в эссе идею надежды, стойкости и мужественности китайского народа, способного преодолеть любые трудности.

Мандариновый фонарик

Эта история случилась более десяти лет назад.

Накануне Праздника весны я отправилась навестить подругу в предместье Чунцина. Она жила на верхнем этаже здания волостной управы. Темная узкая лестница вела в комнату, где стоял квадратный стол с бамбуковыми табуретами, а на стене висел телефонный аппарат. Чуть дальше за занавеской был угол моей подруги. Дома я ее не застала, на столе перед окном лежала записка: она ненадолго вышла по делам и просит меня подождать.

Я села за стол, взяла полистать попавшуюся под руку газету и вдруг услышала, как в соседней комнате со скрипом открылась дверь, а следом – как кто-то подвинул бамбуковый табурет. Отдернув занавеску, я увидела девочку лет девяти. У нее было болезненно-худое лицо, замерзшие до синевы губы и короткие волосы. Одежда – старая, обтрепанная, на босых ногах – соломенные сандалии. Девочка забралась на табурет, потянулась было к телефонной трубке, но, заметив меня, явно испугалась и отвела руку.

– Хочешь позвонить? – спросила я.

Слезая с табурета, она кивнула:

– Мне нужна больница ***, чтобы позвать доктора Ху. Мою маму сильно стошнило кровью!

– У тебя есть телефон больницы?

Девочка помотала головой:

– Я как раз хотела узнать на телефонной станции…

В лежавшем рядом справочнике я быстро нашла нужный номер.

– К кому мне вызвать врача?

– Скажите просто, что заболели в доме Ван Чуньлиня, она знает.

Я дозвонилась до больницы, девочка сердечно меня поблагодарила и пошла к выходу. Придержав ее, я спросила:

– Ты далеко живешь?

– Под большим апельсиновым деревом в горном ущелье, – показала она за окно. – Совсем близко.

И с этими словами потопала вниз по лестнице.

Вернувшись за стол, я прочитала всю газету с первой до последней страницы и принялась за «Триста танских поэм». Когда я добралась до середины сборника, на улице стало темнеть, но подруга всё не возвращалась. Заскучав, я подошла к окну: сквозь густой туман виднелся мглистый горный пейзаж, а под апельсиновым деревом проступали очертания того самого домика. Мне вдруг захотелось навестить девочку и её больную маму. Я спустилась к выходу, купила несколько больших мандаринов и, убрав их в пакет, по неровной мощеной дороге пошла к домику.

Я легонько постучала, дверь открыла девочка. Увидев меня, она сначала немного опешила, но потом улыбнулась и жестом пригласила войти. Внутри было темно и тесно, на дощатой кровати под запачканным кровью одеялом, закрыв глаза, лежала ее мама – похоже, спала. Она отвернулась к стене, разглядеть можно было только растрепанные по лицу волосы и пучок на затылке.

Около двери на угольной печке тихонько дымился горшок. Девочка предложила мне стоявший рядом стульчик, а сама уселась тут же на корточки, то и дело на меня поглядывая. Понизив голос, я спросила:

– Доктор приходила?

– Да, приходила, сделала маме укол, сейчас ей намного лучше. – И как будто желая меня утешить, добавила: – Не волнуйтесь, доктор утром снова придёт.

Тогда я спросила:

– Мама поела? Что в горшочке?

– Каша из сладкого картофеля – наш праздничный ужин, – улыбнулась она.

Тут я вспомнила про мандарины и выложила их на столик возле кровати. Девочка молча взяла самый большой, срезала ножиком макушку и осторожно разделила мандарин на дольки.

Я прошептала:

– Вы с мамой вдвоем живете?

– Сейчас да, папа уехал…

Замолчав, она принялась медленно вынимать мандариновые дольки из кожуры и складывать их на край маминой подушки.

Огонь в печи почти погас, на улице стемнело. Я встала, собираясь уходить, но девочка меня остановила. Она достала большую иголку с пеньковой нитью и быстро прошила кожуру с четырех сторон – получилась корзинка, которую девочка подвесила на бамбуковую палочку. Схватив с подоконника огарок свечи, она просунула его внутрь кожуры, зажгла и протянула корзинку мне:

– Уже поздно, на улице скользко, пусть этот мандариновый фонарик осветит вам дорогу!

В восхищении приняв подарок, я поблагодарила девочку. Она проводила меня до двери и, пока я думала, что сказать на прощание, снова, как будто утешая, проговорила:

– Мой папа скоро приедет, и мама обязательно поправится.

Своей маленькой ручкой она нарисовала в воздухе круг и, дотронувшись до моей ладони, сказала:

– И у нас всё наладится!

Похоже, что к этим «нам», относилась и я.

Держа в руках этот искусный фонарик, я медленно шла по тёмной скользкой тропе. Его тусклое оранжево-красное мерцание, конечно, плохо освещало дорогу, но спокойствие, смелость и жизнелюбие этой девочки настолько воодушевили меня, что мне казалось, будто бы путь передо мной озаряет безграничное сияние!

Подруга к тому времени уже вернулась и, заметив у меня в руках мандариновый фонарик, спросила, откуда он. Я ответила:

– Из дома семьи Ван Чуньлиня.

Она удивилась:

– Ван Чуньлинь – этот плотник? Откуда вы друг друга знаете? В прошлом году в мединституте арестовали несколько студентов за прокоммунистическую деятельность, после чего Ван Чуньлинь пропал. Говорят, что он помогал студентам отправлять письма…

В ту же ночь я уехала и больше ничего не слышала ни о девочке, ни о её матери.

Однако с тех пор с приходом Праздника весны я всякий раз вспоминаю историю про мандариновый фонарик. Прошло двенадцать лет, отец девочки наверняка давно вернулся домой. А ее мама непременно поправилась, правда? Ведь у нас действительно всё наладилось!

Автор перевода: Елена Нечаева

Оригинал.

Для заглавной иллюстрации использовано фото sohu.com.

Wǒ ❤ Magazeta

Вам понравилась наша статья? Возможно, она будет интересна и вашим друзьям — поделитесь ею в соцсетях (достаточно кликнуть на иконку внизу страницы).

Если вы хотите быть в курсе наших публикаций, подписывайтесь на страницу Магазеты в facebookvkinstagramtelegram и наш аккаунт в WeChat — magazeta_com.

Фото аватара

Автор: Редакция

Магазета — интернет-издание о Китае и китайском языке

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *