Осень халасо, глава 4

Незаконченная книга, 223-225 стр.

Наконец пришло время: срок действия визы скоро заканчивался, нужно было открывать выставку в ближайшие дни. Мы вернулись в Цзинань, где и планировалось открытие. Оказалось, что дядя Щю еще не договорился насчёт зала. Кроме того, работы нужно было оформить в рамы. Только оформление такого количества работ занимает обычно не меньше двух недель, а об аренде зала обычно договариваются минимум за полгода.

Все картины мне оформили за три дня. Зал нашли практически сразу. Это было огромное пространство. Его было сложно заполнить даже тем немалым количеством работ, что я успел сделать за это время. Тогда я решил добавить в экспозицию привезённые из России акварели. Потом выяснилось, что аренда зала стоит каких-то немыслимых денег в день. Я представил, что если я сниму его на две недели (обычно это минимальный срок для выставки), я разорюсь. Я нервничал, Лю Ган меня успокаивал:

– Две недели не нужно. Три дня – осень халасо!

В итоге зал был арендован на три дня, за два из которых я опять же расплачивался одной картинкой.

Накануне я посетил открытие другой выставки в том же месте, чтобы понять как лучше все организовать. Выставлялся какой-то мэтр традиционной китайской живописи. Было представлено более ста внушительных размеров картин. Оказалось что экспозиция закрывалась уже вечером, в день открытия. Я старался не удивляться тому, что торжественная часть была назначена на восемь утра.

Перед залом толпился народ. Вход украшал огромный надувной портал красного цвета и немыслимое количество венков, в точности таких же, с которыми в России провожают усопших в последний путь.

– Боже, художник умер? – вырвалось у меня.

– Нет. Так положено, – объяснил Лю Ган.

Перед порталом стояла армия старушек в национальных костюмах, у каждой был здоровенный барабан. Время от времени они исполняли какие-то забойные партии. Потом разразился фейерверк, перерезали ленточку и радостная толпа ломанулась в зал смотреть искусство. Я повернулся к Люгану:

– Послушай, родной. А мне так же надо все обставить: венки, портал, бабушки с барабанами?

– Так положено.

– А если я не буду этого делать.

– Люди скажут, что это бедная выставка.

Я все же рискнул отказаться от этой праздничной мишуры.

Часа четыре я расставлял экспозицию. За час все работы были развешены отрядом бравых китайских студентов, которых направил на помощь дядя Щю. Еще два часа в качестве благодарности пришлось фотографироваться с ними на фоне всех работ.

Открытие я решил назначить попозже – хотя бы на девять утра. Возможно поэтому, людей пришло совсем немного. Торжественная часть прошла спокойно. Единственный журналист взял длинное интервью у какого-то старика и задал пару вопросов мне. Через час все разошлись. Во второй половине дня зашёл простого вида человек в спортивной одежде, сделал три круга по залу и попросил завернуть ему пятьдесят две работы. Лю Ган помог погрузить картины в машину и принес мне полный рюкзак денег. Подобным образом экспозицию посетили ещё несколько человек, и концу следующего дня стены зала практически опустели. Третий день был лишним: на стене скучали только несколько несчастных акварелей отверженных народом. Потом их выпросили в обмен на свои работы местные художники.

Продано было практически все, но мне продолжали поступать заказы. Последние холсты я писал прямо в гостиничном номере, пока не позеленел отравившись красками. Незаконченные работы у меня стал выпрашивать хозяин багетной мастерской, в которой сделали все рамы. Он настойчиво вручал мне пачку денег, даже не видя самих картинок.

Вернувшись в Россию, я подумал: а что, неплохо! Даже осень халасо! Уволился из университета, и стал оформлять новую визу в Китай.

 Продожение следует…