В пять часов утра 12 декабря 1936 года звуки выстрелов потрясли гостиницу в Хуацинчи. Ван Жичжан (汪日章, 1905-1992) проснулся от шума и стал быстро одеваться. Опасно по нашим временам быть двоюродным братом Чан Кайши, особенно теперь, когда коммунисты набирают силу, а японцы делят Поднебесную. Гордому братцу давно пора понять, что дать отпор заокеанским чертям можно только в союзе с Советами и КПК. Если сам не поймет – помогут эти бравые ребята, что гремят сапогами по лестнице.
Жичжан запоздало метнулся к двери. Стрельба уже слишком близко, побег станет верным самоубийством. Он упал ничком на кровать, ожидая своей судьбы. Стоило ли учиться в Париже, корпеть над холстами, совершенствоваться в каллиграфии, только для того, чтобы умереть сейчас от шальной пули? Умереть не художником, окруженным славой, а неприметным военным секретарем? Только бы выжить, тогда бы…
Он не успел подумать, что было бы “тогда”. Вооруженный молодчик распахнул дверь, и, приставив два ствола к голове Жичжана, резко приказал: “Говори, где председатель! Живо!” Несмотря на страх, Ван никого не выдал. Разумеется, он не мог знать, что его братец Чан Кайши, председатель правительства, главнокомандующий армии, сейчас прячется за камнем во дворе, без туфель и зубных протезов, забытых в спешке. Жичжан не знал, куда его ведут, и внутренне готовился к смерти. Но его всего лишь взяли под стражу.
Когда братец согласился со всеми требованиями, Жичжана отпустили и даже извинились. Но это уже было не важно. Уезжая в Нанкин, Ван Жичжан остро осознавал, что больше не будет плыть по течению. Он напишет книгу о своих военных приключениях. Он снова будет рисовать. Эта мысль наполняла его восторгом.
Интересно, что стало с детьми Ван Жичжана, после того, как они всей семьей остались на “материке”. Написано, что 60-70 гг. – понятно почему – были не самыми простыми в жизни Вана, но с конца 70-х гос-во начало оказывать ему поддержку. А вот как сложилась судьба его детей (как минимум, их было четверо), информации нет.