Горьковато-сладкая, не так ли?

Хотя этот пост и был прислан до оглашения темы недели, он показался мне вполне уместным. Он – своего рода рефлексия автора и попытка определить, что Китай значит в его жизни. Написано сумбурно, но искренне. Ольга Мерёкина

Прошло уже почти три месяца, как я приехала в Китай. Вероятно, как раз столько и необходимо человеку для адаптации в новых условиях. Теперь чувствую много сил и правильную энергию. Понимаю, куда следует двигаться дальше.

Если ты запутался в жизни и не знаешь, что делать дальше, кардинальные изменения порой являются необходимым испытанием на твоем жизненном пути. Главное, не терять самого себя и верить в удачу и победы. И, не сдаваться, конечно.

Китай отлично справляется с такой функцией как предоставление человеку всего необходимого для преодоления подобных “препятствий”. Потому, как – это великая горьковато-сладкая страна.

Тут ты испытываешь противоположные чувства и эмоции: переживаешь и отдыхаешь, думаешь и расслабляешься, раздражаешься и умиляешься, печалишься и любишь, тоскуешь и чувствуешь счастье. Получается, что в целом всё очень гармонично. Заслуга в том, что окружение не давит на тебя. Поэтому Китай помогает тебе сформироваться и формироваться дальше как человеку.

Перед отъездом один хороший человек сказал такую фразу: “Ты можешь сменить обстановку, и это станет большим делом в твоем успехе, но только при одном важном условии – если ты поменяешься сама”.

Вдалеке от родных и старых добрых друзей, в окружении новых людей, на пути к переменам или в работе над следующими достижениями, ты понимаешь, что каждый из нас хочет и стремится к одному –  любить и быть любимым (в своем понимании этого состояния). И это не зависит от культуры, места нахождения, пола и возраста человека.

Что во мне изменилось – моё понимание значения дружбы. Дружба открыла для меня свою дверь. На пути к своему счастью ты помогаешь другим и наоборот, а главное – это от сердца.

Фото аватара

Автор: NadiaS

stay who you are what ever and than ever people tell or think about you ;-) Я из Минска, с конца февраля 2011 года работаю в милом Чанчуне (менеджер в области Hi-Tech). Люблю музыку, природу, спорт, автомобили, и конечно же людей и общение - соответственно — путешествовать и познавать новое. Уважаю сильных духом людей, умных, с отличным чувством юмора, легко идущих по жизни.

18 комментариев

  1. Китай – это необыкновенный мир, и для каждого он свой. И чувства и переживания редко укладываются в какую-то логическую цепочку, автор про-живает это….Спасибо, ваш пост, как слова дружеской поддержки “начинающим”…

  2. Как-то пусто – ничего конкретного и познавательного:-(. Думаю, что в любом новом месте у человека эмоции прыгать будут, так что Китай тут как-бы только фон…

  3. согласен с автором на все 100! Зачем описывать Китай, про который уже много раз сказано, именно важны свои ощущения от пребывания там. Вначале было сильное возбуждение, глаза с пятаки. Когда туда поехал в третий раз появилась легкость, душевное спокойствие, желание действовать. Все-таки здорово, что есть Китай и я в своей жизни хоть чуток прикоснулся к нему.

    1. Хм… а мне кажется, в Китае легко спутать дружбу с вежливым гостеприимством, желанием иметь в “дурзьях” лаовая, или да – вполне искренним и не совсем, может бы, осознанным желанием помочь лаоваю. Здесь все – 朋友, но не стоит возводить это в ранг дружбы… Ну это все, конечно, о китайцах. Может автор имел в виду еще кого?

      1. Друг по-китайски — это 好朋友. 朋友 — это «знакомый». Если учесть эту словарную ошибку, дружба у китайцев ничем не отличается от дружбы, скажем, у европейцев.

        А автор имела в виду, возможно, состояние дружественности по отношению к миру, которое действительно легче открыть в Китае.

  4. очень поверхностно, никак не дали почувствовать “горько-сладкость” Китая..
    Вообще, где хоть что-то о Китае, кроме “Китай помогает…, Китай предоставляет….”? В основном просто описание внутренних переживаний переехавшего в другую страну.

  5. Искренне, хорошо!

    Добавляю:

    В тот день было довольно холодно, дорогу всю замело, и в Домодедово мы ехали небыстро.

    Отец сидел за рулем и делился своими соображениями.

    – Недавно одна американка по радио рассказывала – она работает здесь в Москве – никуда отсюда ехать не хочет. Самое интересное – здесь. А ты едешь. Но видимо, каждому – свое. Ты здесь должен жить, тут столько всего происходит, каждый день.

    Накануне, отец мне рассказал о чувстве, внезапно возникшем у него за несколько дней до отъезда – он смотрел на запорошенный снегом микрорайон, все – дежавю, супермаркет, шестнадцатиэтажки, полузаметенные в основании, не супер, машины, остановки, с высоты своего десятого этажа это не Перл Гарден, совсем, и даже не Хайнань; и вдруг почувствовал, что, отправив меня в Китай, не увидит очень долго.
    За те два года до моего отъезда с родины, вернее, из Москвы, с родины я уехал давно, мы стали друзьями, а впоследствии и компаньонами.

    Отец часто поверял мне свои сердечные мысли и дела. И ни разу в жизни никогда не ударил. Он был часто по – хэмингуэйски близок моему возрасту, и нас на улице принимали за старшего и младшего братьев.

    Бабушка тогда была еше жива, и я часто старался внимательно понять отца, его жизнь и обстоятельства, которые делали нас иногда ближе, иногда дальше.

    Часто и у меня в душе, и у него шел снег сострадания, и в такие моменты мы были одно.
    Часто он был в противостоянии, обществу, по – своему, как и я, и мы оба не склоняли голову.

    Я также старался понять его модель построения своей жизни, с опорой на двух писателей, Бунина и Джэка Лондона, и, в общем, после двадцати с лишним лет развода, ничего против него не имел.

    Родители развелись, когда мне было десять, а сестре – пять, но в одно время, или, вернее сказать, периодами, я воздерживался от передачи отцу своего сердца, а, может, тогда и не было особенно что передавать.

    Или, еще точнее, сознания, но об этом – потом.

    В силу нескольких основных причин – я думал, что некоторые аспекты жизни я знаю более точно, чем он, и, значит, не имеет смысла спорить о личном отрицательном опыте, мы просто в силу натурального барьера европейской независимости, охраняющего самость, часто имели на происходящее разные точки зрения, из – за чего в сове время не состоялся наш обещающий быть плодотворным поход в только анонсировавший себя ночной клуб “Птюч”.

    Но за эти два года мы стали близки, и это трогало нашу модальность; однажды, когда я завел речь о том, чего отец не сделал, уйдя от нас сестрой, он вдруг как – то быстро и искренне сказал – «Но я думал, я сейчас это все компенсировал».

    Поднебесная. Пожалей сердце отца и матери.

    И я согласился, автоматически, не имея ни малейшего представления о шкале компенсации отсутствия в доме Неба и думая о родителях в моей жизни по имеющемуся ф а к т у подачи – «Родители – ствол, дети – ветви.» и о долге детей перед нашими подателями формы человеческого рождения.
    В написанной дакинями и открытой тертонами запрешенной некогда под страхом смерти святейшей инквизицией знаменитой «Книге сумерек» я когда – то в самиздатовских отрывках перевода прочитал фразу, впоследствии изменившую всю мою жизнь – «Человеческое рождение трудно обрести, но легко потерять, все неопределенно, уход отсюда может наступить в любой момент, все в круговороте включает в себя аспект страдания, а избежать причины и следствия невозможно».
    И еще – «Родители дают нам жизнь, Учитель – знание, а врач – здоровье».

    Заканчивался тот абзац странной фразой – «На мо ми ли до до пхо йе со ха», и что это значит, я не знал. Еще было что – то написано про желание, чтобы все берегли и охраняли все живое, возникающее в умеющих останавливать свои мысли душе святых при повиновении матери и отцу.

    Ему было жалко отпускать меня, и жалко терять поверенного души, но он, глядя на еле живой тахометр, по – мужски четко сформулировал свою следующую мысль.

    – Я знаю, что иногда ради счастья детей надо пожертвовать самим собой.

    Он и правда после моего отъезда стал очень одинок, часто вспоминая меня в дорожной езде, и что – то он никогда не мог сказать кроме меня никому, и мы с самого моего детства были больше друзьями, чем сыном и отцом, на равных, и практически, при отсутсвии воспитательных моментов. Классической модели армянских семей мы не соответствовали и не стремились.

    Часто, отец был тем самым квантом, при взаимодействии с которым я рос путем продолжения следованию собственному Пути. Он это понимал, и особо не волновался.

    Музыка играла: «На все вопросы я дам вам отве, ведь имя мое –йероглиф, мои одежды залатаны ветром…» Я плакал. Я бы тогда вымазал лоб порошком синкуры, если б смог.

    Grant Grantov, “Китайский синдром”

    © Copyright: Грант Грантов, 2009

        1. “ и я,как и ты ищу-свищу,а врач почему-то не идет”-врач не прийдет!
          Он внутри нас,всегда там был и будет.L O L !

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *